За окошком на просторе
пел смычок. Играл скрипач
что-то светлое, простое,
но похожее на плач.
И хотелось ночку эту
мне запомнить наизусть.
Только знал я, что с рассветом
канут музыка и грусть.
«И закружилось, завертелось…»
И закружилось, завертелось,
и понеслось, и понесло.
Совсем иначе, чем хотелось,
всё получалось, как назло.
Как будто я лишен мгновенья
того счастливого, когда —
такое в жизни просветленье,
что кажется – на все года!
«Год активного солнца —…»
Год активного солнца —
все больницы полны.
А больничные сосны
необычно грустны.
Старичок пожелтевший
на постели затих.
Словно лист, залетел он
к нам, живущим, на миг.
Синева небосвода
потускнела без птиц.
Ты зачем так, природа?
Ты за что же нам мстишь?
Смерть, старуха усердна,
хочет в сети завлечь.
В век активного сердца
трудно сердце сберечь.
«Что же шепчут нам метели?»
Что же шепчут нам метели?
Позабытые ноэли,
или то, что постарели,
всё в мечтах о пастореле,
мы с тобою в самом деле?
Помнишь, как зимою ели
шелестели, шелестели —
что-то светлое нам пели?
Мы с тобою ошалели —
Снег в лесу лукаво ели.
Годы быстро пролетели,
нам казалось еле-еле
мы ползём к заветной цели.
Оглянуться не успели,
в наши волосы метели
те, из юности метели
моментально залетели…
Неужели?
В больнице тишины
и ночью не бывает.
Отшвыривают сны
то крик, то боль сквозная.
Сосед в бреду: «Держись!
Ещё не так нас било».
Но коль пришли мы в жизнь,
То всё же счастье было.
Пускай нелепа смерть,
бессмысленно нелепа.
Открыто ей смотреть
в глаза, как ввысь на небо.
Больничная луна,
больничная палата.
…А смерть не так страшна,
как в юности когда-то.
За рассветами —
закаты.
За поэтами —
солдаты.
За закатами —
рассветы.
За солдатами —
поэты.
Вечны на земле
рассветы,
вечны на земле
закаты,
вечны на земле поэты.
А солдаты?..
А солдаты…
Не дорос я до войны —
под столом ходил пешком.
Но слегка опалены
мои волосы огнём.
Не вступал с врагами в бой,
был от смерти в трёх шагах.
Только бомб смертельный вой
до сих пор стоит в ушах.
До сих пор приходят в сны
автомат, солдат, фугас…
До сих пор волна войны
с головой накрыла нас.
До сих пор и боль, и грусть,
радость смешана с тоской.
А страдающая Русь,
словно нищая с клюкой.
«В эту зиму очень много…»
В эту зиму очень много,
много снега намело.
С небом сходится дорога,
всё бело, белым-бело.
Запорошены деревья,
снег и снег со всех сторон.
Я сейчас живу в деревне,
словно вижу белый сон.
Вдруг безмолвье нарушает:
«Н-но!!! Живей бери разгон!».
Сани… Лошадь… Долетает
снег из пушкинских времён.
«Хочу я перед дальнею дорогой…»
Хочу я перед дальнею дорогой
лишь об одном тебя просить:
забудь, что было! Прошлое не трогай!
Не стоит память ворошить.
Не стоит ворожить на тех обрывках,
что вдруг предстанут пред тобой.
Забудь печаль, надежды и улыбки —
что было некогда судьбой.
Всё вычеркни из жизни.
И внезапно
ударит обретений свет.
…Лови с надеждой призрачное завтра:
в нём нет меня —
в нём боли нет.
«Доволен я своей судьбою…»
Доволен я своей судьбою,
необходимое дано:
есть хлеб, есть изредка вино,
и небо есть над головою.
А что ещё мне в жизни надо,
чтоб быть счастливым на века?
…Меня касается твоя рука,
как в знойный день
зелёная прохлада.
«Ещё день один буднично прожит…»
Ещё день один буднично прожит
и в ночной растворился тиши.
Где-то, где-то осталось там в прошлом
время глупостей, боли и лжи.
Мы с тобою сегодня другие…
За обиды, ошибки – прости!
Лгут друг другу пускай молодые:
у них жизнь ещё вся впереди.
«Был горный воздух юн, целебен…»
Был горный воздух юн, целебен,
извечной синевой слепя,
Под горный шум, под горный лепет
счастливо ощущать себя.
Читать дальше