Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

снег везут по колокольной
в скарабеях-коробах

едут едут скарабеи
жвалой гнутою гребут
всё слабее и слабее
этот скрежет этот гуд

всё грубее и грубее
тьмы светящейся скорбут

снизу прах зимы последней
сверху зрак ночной слюды

всё бесследней и бесследней
наши круглые следы

золотой
оселедец
расслоён
о колодец

положён
на порожек
как мерцающий
ножик

на порожек
полóжен
из темнеющих
ножен

из ножон
подлужённых
и затем
погружённых

ВСЕ ТЕМНЕЙ
ОКОЛОДОК
В ОБЛАКАХ —
ОГОРОДАХ

ГОР

золотой
запорожец
из отслóенных
кожиц

положён
полужженный
а вокруг
полужёны

соложён
да посолен
хоть бы вытек
из штолен

посолён
но солодок
встал бы хоть
из колодок

А НЕ ЛЮБО
НЕ НАДО
СПИ В УГЛÉ
ПОЛУСАДА —

ВОР

спит в углу
палисада

ВОР

тень горы
как глиссада

ГОР

в ней мерцают
кинжалы

ГОР

а он лежит
полежалый

ВОР

Куда ушли нагие зимы?
Их больше нету
Ни в невском воздухе, ни в рейнском.

В бумажном садике еврейском
Вновь пишет снег неугасимый,
Как свет по свету.

Вгорает след неугасимый
Слюдою – в воздух
В бесследном дворике еврейском.

И в невском проблеске, и в рейнском
Вновь: только снега шаг гусиный.
И в ватных звездах.

– Мы вышли из ворот под синий дождь флоренский,
В жемчужной сеточке жужжащий на весу —
Как туча пчельная, как воздух полуженский,
Как вдох, которого уже не донесу, —

Так пело олово, расплескано меж облак,
Так ныли головы деревьев под мукой,
И сердца голого летел веселый отблик
Над телом свернутым реки полумужской,
Так твердь творожная свой дождик отрояла —

остановившийся чтоб подождать пока вдохну
архангел с крыльями как крышка от рояля
наклонно реющий по итальянскому окну .

Я хотел бы звезд зеленых,
вздыхающих в ночном пуху,
и я хотел бы гор, сожженных
зыбкой нитью наверху,
но сыпкой тенью черный порох
ссыпается с заоблачных корон:
мир этот с верху покорён,
где горний гул, и дальний шорох,
и самолеты в сияющих шорах,
и горны ночных похорон.

Луны подотъеденный твóрог,
звезд огурецкий орех
застревают в решетчатых створах
неподъемно-ступенчатых рек:
подрагивают колосники,
подпрыгивают колесики,
и чей-то поезд поперек реки
сквозь облый мрак летит по просеке;
река же, створы затворя,
углом уходит в горькие моря.

хоть небосвод насквозь померк
сквозит из его дуг и падуг
какой-то страшный фейерверк
зеленый блеск и белый сверк
как сад где только дуб и падуб

по скользким лестницам зари
как за медузою медуза
сплывают света пузыри

ночное мужество замри
дневному ужасу обуза

Смертью горло полоскали
Дуры-горлинки во сне,
Из пылающих клёвов плёскали
В голые глаза весне —
Золотыми полозками
По воспаленному стеклу
И вспылёнными полосками
На расплавленном полу.

Вот сад, где ртутная вода
Стекала всю ночь тройным уступом
В темнеющее никуда
По темно-голубиным купам —
Сквозь пыль и пыл стекла, сюда;
И ночь за ночь ее труда
Оплачена тройным сюркупом:

Медведки скрылись, и волчцы
Шипы зеленые надели,
Седеют в гробе мертвецы,
Когда еще не поседели,
И смертью дурни-горлецы
Полощут горло в самом деле.

в речках медных нечищенных
изгибается медленный ток
а со сгибов посколото
у лещинок у нищенок
меди старой пятак на пяток
но зато сколько золота
на плечах у дубовых мужчин
выбегающих молодо
из лощенных закатом лощин