Но время бежит, приближается крик
И права лежать ты совсем не имеешь.
Стучат молоточки, замирая на миг,
А мозгом во сне ты задачу решаешь.
Усилия собрав, прервав мгновенно сон,
Он принял вдруг, то верное решение.
Погнал тебя на мостик. И прав был он.
Ты к смерти шёл в своём движении.
Рубка. Ночь. Волна холодная попутная крутая
Несёт безжалостно стремительно на скалы.
Радар в ремонте, а штурман с рулевым болтая,
Не замечает залетаюшие на палубу валы.
Ты появился вовремя и в тот момент,
Когда искать виновных уже поздно.
Курс сменив, подставив правый борт,
С трудом ушёл от входа в тот фьорд.
Коль сердце твоё, хоть на миг не спокойно,
Ты, поверь, друг, что лучше послушать его.
Ведь не зря же нам часто намекает оно.
Вот и ты в трудный миг положись на него.
Я очень долго всё молчал.
Что делать мне, я думал.
Поверь, всего я не хочу забыть.
Поэтому пытаюсь сохранить.
Где и от кого смогу услышать я,
Мне посланные на закате бытия,
Три коротких слова Puss och kram,
Знакомые, пожалуй, только нам.
Я знаю, что в жизненном реале
Такое слышать мне не суждено.
Так почему же не могу я в виртуале,
Слушать это, мне ведь всё равно.
Из уст, из которых нежность льётся,
С тоской ловлю три нежных слова.
Теперь пытаюсь верить, надеяться
И жизни скучной радоваться снова.
Прости меня, что я молчу
И строчек нежных не кропаю.
Твои страницы чувствовать хочу,
С тоской и грустью их листаю.
Вахта, подвахта, коротенький отдых.
Как просто устроена жизнь у меня.
Четыре часа на мостике рыбу ловлю,
Затем на подвахте в той рыбе стою.
Пуп свой честно рвал, друзья,
Работая зюзьгою, как лопатой.
Ведь саковать на палубе нельзя,
Коль встал с матросами на равных.
Бондарил сотки, стодвадцатки
В шкафут катал на второй ярус.
И пот морской познал на вкус,
Всё в те же годы, в те минутки.
Мы рыбой Родину кормили,
Работая, порою, на износ.
Кому медаль, кому звезду,
А нам все грамоты дарили.
Они в шкафу лежат одна к одной
И хлеба, в общем-то, не просят.
Память моменты событий носит.
Вот и жаль их выбрасывать порой.
Почти у всех мобильники давно.
А мне не хочется его, не надо.
Он надоел мне в жизни, надоел
Как на УКВ шестнадцатый канал.
И днем и ночью он открыт,
Любой из нас там будет вызван.
И я обязан дать ему ответ,
Таков закон давно на флоте издан.
Ведь это может быть и SOS,
А может просто вызов срочный.
Но ведь порою так галдят,
Испытывая нервы всем на прочность.
Зовут по делу и от безделья,
Выдергивая нас из жизненных сует.
Но там, в морях не для веселья
Мы связь держали столько лет.
А здесь, зачем на болтовню
Вы вызываете кого-то среди дня.
И SOS от друга, я Вас всех молю,
Не пропусти, потом себя браня.
Аргентина, Фолькленды и ты, Южный Крест,
Постоянно на промысле рядом вы были.
А сейчас, оставив справа французский Брест,
Снова вспомнил эти пройденные мили.
Я столько много вычеркнул из жизни,
В рейсах отмечая крестиком деньки,
Что, кажется, поверь мне и не вини,
Прожили мы её без радости, вдали.
Годы пронеслись, как на тракте вёрсты.
Море, берег, редкие встречи, покой.
Снова шторма, затяжные норд-весты.
Но жизнь прожив, не думал о другой.
Я знал, что дома есть надёжный тыл,
Она и дети мне улыбались с переборки.
А мой огонь любви к Татьяне не остыл
И я всегда спешил, домой неся подарки.
Не люблю я «носом на волну» работать,
Молить машину, чтоб не подвела.
И ждать с надеждой, что кошмары эти
Когда-нибудь закончатся всегда.
Выдерживать тот сгусток мощных сил,
Что гонит на тебя огромную волну,
Порою не могли и триста лошадиных жил,
Которыми стармех там управлял внизу.
Я их просил: «Не подведите, братцы,
Ведь не зря ж вас создал немец Манн».
И они тащили нас на крутые гребни,
В бушующий зимой жестокий ураган.
Когда форштевень погружался в волны,
Корма над бездною взлетала высоко.
Винт, свободу получив, рванув из глубины,
Готов был отлететь от судна далеко.
Затем корма вдруг падала в пучину,
Читать дальше