Владимир Шелест - Мелодии встреч и разлук. Стихотворения

Утро изранит,
Погасит струну
Мир суеты.
В нём умирая,
Навечно уснут
Вздохи-цветы.

Мудрые астры
Сомкнут лепестки
В ложах ночей.
Музыку страсти
Не сможет спасти
Виолончель.

А мне сосед по санаторной койке
Про жизнь свою бедовую втирает,
Мол, в голове туман, на сердце колики,
И тёща пилит, и жена тиранит.

А чуть уснёт, к нему в тумане ластится,
Зовёт к себе, а, стало быть, налево,
С соседней парты Танька-одноклассница,
Она такая… просто королева!

Она его звала когда-то Коленькой,
Сейчас небось не вспомнит, если встретится.
А он всё помнит, потому и колики…
Вот накатить по полной, да стереть бы всё!

А я ему: – Такое не стирается,
Вдруг будет с продолжением история?
Найди её. А он – забыть старается.
Сто грамм, туман, да койка санаторная.

Ночь в зеркалах небес видит себя в себе.
Горько вздохнёт к утру, снова холсты пусты.
Утро, боднув луну, снова берёт разбег…
Если открыть глаза, в них отразишься ты.

Хочется пить твой мёд, праздничным эхом стать,
А в зеркалах твоих, славя грядущий день,
Видеть себя таким, как на ночных холстах
Изобразил меня сказочник – чародей.

Всякий рисунок – ложь. Ночь оживляла дождь,
Чтобы слезами смыть краски твоей мечты.
Только и он не смог. Я и герой, и бог
В сонных твоих глазах. Там только я и ты!

Старик во сне встречает внука.
Ещё чуть-чуть,
И по весне, рождённый в муках,
Он будет тут.

На алтаре для них обоих
Огонь зажжён.
Пусть уходящий примет боли —
Он обречён.

Пусть нарождающийся криком
Благодарит
За то, что вовремя старик
Благословит,

А сам уйдёт… Он славно пожил.
Теперь лежит,
Врастая и душой, и кожей
В другую жизнь.

И, в предвкушении этой встречи,
Глаза смежив,
Старик всё ждёт. Ещё не вечер,
Пока он жив.

Твой мир красив. И потому обманчив.
Творишь. Горишь. И тем неповторим.
Возьми спроси у девочек, снимавших
с тебя одежды, равнодушья грим
в пылу любви… Спроси: «А был ли мальчик?».

Одна из них ответит: «Был, возможно,
когда в его руке дрожал цветок.
Когда другой рукою осторожно
он придержал меня за локоток
так крепко, так с надеждой… Так надёжно».

Другая еле вспомнит: «Был, но вскоре,
взрослея, научился предавать.
Мой мальчик – мячик, счастье или горе.
И не понять, жена или вдова…
И он уже не мальчик. Староват».

А третья, засмущавшись, робко спрячет
в своей улыбке ласковое «Да».
И лишь тебе шепнёт: «Мой милый мальчик,
ты для меня мальчишка навсегда».

Ты вжился в роль, забавный добрый мачо,
седой и неприкаянный мужик.
Возьми спроси себя: «А был ли мальчик?
Когда он умер? Почему он жив?».

Отгорожен палисадом от недобрых глаз,
Спит твой дом, и сон так сладок, ни беды, ни зла.
Вяжут блюзовые тени по углам узор,
Пляшет лодка сновидений в зеркалах озёр,

Где свиданья оживают исполненьем грёз,
Где и рана ножевая не вполне всерьёз.
Где и память выбирает только белый свет,
Где и грешнику до рая припасён билет.

Но прервётся путь по краю. Всё, как мир, старо:
Утром ранним умирает на корме Харон
В жертву дню и новой боли, что тебе даны.
Ты ж, отнюдь, один – не воин, но и без войны
Не готов сдержать осады ни беды, ни зла…
Прячься в дом за палисадом от недобрых глаз.

Добрый мим, грустный мим…
Сколько лет, сколько зим
не встречался я с ним.
А сегодня, как будто случайно,
отраженьем моим
в зазеркалье отчаяния
он легко и печально
улыбнулся в ответ.

Сколько зим, сколько лет
я рождался на свет,
поднимался с колен
И бродил по золе
с ощущением утраченной тайны.
Я везде и нигде…
Добрый мим, дай совет,
как мне, жизни страницы листая,
пережить безответность
ушедших, в тумане растаявших
самых близких
любимых людей?

Мой добрый друг, ты прав, конечно,
на этой ветке я чужак.
Пою нескладно и беспечно,
и кое-как.

В час подведения итогов
ты вновь даёшь мне свой урок.
Во мне ни дьявола, ни бога,
но между строк,