Сергей Чернолев - Братство боли

Идущий за гробом младенца
Достоин святого венца.
В глухой затаённой обиде
Он руку вознёс на Отца.

В порывах кровавой метели
Заветы любви не слышны…
Да будет оплакан идущий
За гробом великой страны.

Мы живём, не помня зла,
И, скорбя от чёрной вести.
Сколок мутного стекла
Вдовьим ситцем занавесим.
Мы живём, не помня зла…

Станем долго голосить,
Словно вьюга в поле диком.
Напоследок возносить
До небес вождя-владыку.
Станем долго голосить…

Все четыре горьких дня
Будем пить лихую брагу
И, людей живых давя,
Как безумцы – рваться к праху.
Все четыре горьких дня…

Век свой прожили в нужде.
Хлеб растили за гроши мы…
Но везде —
В любой избе —
Лик сиял непогрешимый.
Век свой прожили в нужде…

Наш удел один – терпеть.
Не тревожить всуе память.
Как нам жить, ответьте, впредь
Ликовать, смеяться, плакать?
Наш удел один – терпеть…

Тверже власть
Да тяжче кладь —
Вот и все твои законы.
Так кому, скажите, класть
Раболепные поклоны…
Так кому поклоны класть?

хотелось странствий
а не тирании
холщовой сумы
и вещих стихов

Поражает зычным слогом,
Только многим невдомёк,
Что не терпит опресноков
Новоявленный пророк.

Не влекут его нимало,
Высшей воли вопреки,
Ни зазубренные скалы,
Ни зыбучие пески.

Исключительно во гневе
Обличая всех и вся,
Он желает быть на гребне.
Такова его стезя.

Те же страстные попрёки,
Неустанная борьба…
Но сокрыты в подоплёке —
Только злоба и алчба.

Хищным оком лицемера
Обведёт галдящий люд.
Иступлённые химеры
Душный воздух разорвут.

Что он знает, смутновидец?
С очумелой головой,
Словоблудствов не насытясь,
Вновь возникнет над толпой.

И, должно быть, нет исхода
Череде безумных дней…
Толпы зряшного народа,
Свора алчущих вождей.

Ночь начинается с боли,
Так что придется терпеть.
Боль, словно снежное поле.
Стужа, заносы и смерть.

Нужно затеплить отважно
Слабый слепой огонёк…
Как это всё-таки страшно,
Если в ночи одинок.

Мучительная пластика хромого.
Мозоли от постылых костылей.
И он не знает жребия иного,
Идя дорогой трудною своей.

Пусть шаг его неровен и увечен,
Он, всё равно, не повернёт назад.
В пустынном поле наступает вечер,
И вдалеке смеркается закат.

Дарован будет путнику отрадный
Недолгий сон – в другом конце пути.
И что ему до жизни неоглядной?
Ему бы это поле перейти.

По небу облако скользило,
И на лицо ложилась тень.
Я не нашёл твоей могилы
В печальный поминальный день.

И я прикрыл устало веки
От бесконечной синевы.
Шумели скорбные побеги
Сухой кладбищенской травы.

Так и стоял, осознавая,
Что этот день мне так постыл.
Я не пришёл к тебе, родная,
И хлеба не переломил.

Всё это было не случайно —
Вот так заплакать в тишине,
Чтоб неожиданная тайна
Невольно приоткрылась мне.

Я шёл безмолвно и бесславно,
Грустя от мыслей непростых…
– Дано умершим это право —
Презреть раскаянье живых.

Этот сон донимает упрямо
И покоя никак не даёт.
Снилось мне, что ослепшая мама
Проводила меня до ворот.

Вечерело… Я помню поныне
Синий сумрак короткого дня.
– В добрый путь, мой возлюбленный сыне!
И крестом осенила меня.

Я слегка задержался с ответом.
Загляделся в родные глаза,
Что мерцали слабеющим светом.
… Так сияют во тьме образа.

Не хватало лишь малого – воли.
И, характер невластный кляня,
В бесконечной нужде и недоли
Не сберёг я крупицы огня.

Не хватало лишь малого – дара.
В череде незадачливых лет
Божий дар не сиял благодатно…
Брезжил вскользь, как дождливый рассвет.