Н. Денисов: Стезя

Среди лесом, озер и пашен,
Ручьев, застывших на бегу,
Давно стоит деревня наша,
Расставив избы на снегу.
Быть может, ей все снится, спится
Созревший колос под дождем,
Ветряк, похожий на жар-птицу,
Впустую машущий крылом.
В те дни от кузницы прогорклой
Катился выстук молотков
И сыпал кто-то поговоркой –
Про мясо, масло, молоко...
И мужики на бурных сходках...
Те беды матушки-земли...
Тогда ее склоняли в сводках,
Иль оставляли в забытьи.
Потом, опять утершись трижды
Узорным пологом ракит.
В рядок выстраивала избы
Печными трубами – в зенит.
И вновь пахала и косила,
Хвалилась зеленью садов.
Не позабудь ее, Россия,
В нарядном блеске городов.

Сегодня на вахте не будет аврала,
Сегодня парадный наводится лоск.
Морской атташе иностранной державы
К Главкому идет на прием через пост.

Идет по Главштабу он чинной походкой,
Но в светских манерах – военная стать.
А к нашим границам подводные лодки
Его государство подводит опять.

Есть в мире законы... Я толк понимаю!
Я вышколен, с точным уставом знаком.
Стою на посту, пропуска проверяю,
Почтительно щелкнув сухим каблуком.

А в море друзья, прикипев к аппаратам,
Секунда – и выплеснут ярость свою...
Я только на миг становлюсь дипломатом,
Проход открываю и честь отдаю.

Может быть, стоит сейчас у пирса
Тот корабль – и дом мой, земля?
Старшина второй статьи Денисов
Исключен из списков корабля.

Как там нынче? Так же драят, красят
Это все с лихвой досталось мне!
Только я теперь уже в запасе.
Бросил якорь в отчей стороне.

Скоро год, как мой племянник Вовка
В бескозырке ходит. Скоро год...
И она мальчишкам Киселевки
Скоро год – покоя не дает.

Скоро год, как мне спокойно спится,
Снятся сны, что снились в той дали,
Только грусть мою уносят птицы,
Провожая в море корабли.

Над Сосьвой уток бодрый свист,
Уходит северное лето.
А мне на пристани связист
Вновь сообщит, что писем нету,
Что далеко – с Большой земли,
Еще везут их теплоходы.
И самолеты не пришли,
И всё зависит от погоды.
Омоют дождики тайгу,
Засветит солнце так знакомо.
И все друзья на берегу
Получат весточки из дому.
И солнце будет за корму
Катиться в посвисте утином.
И вновь молчанью твоему
Найдется веская причина.

В последний вечер у причала
Гремели цепи якорей.
И я сходил на берег алый –
В огни портовых фонарей.
Хрипел неистово транзистор,
Старпом кричал:
– Не забывай!
А дом таким казался близким,
Что хоть подарки доставай.
Подали трап:
– Счастливо ехать!..
Впотьмах ударило весло.
За синий борт скатилось эхо
И вплавь до берега пошло.
Дрожал канат на ветре стылом.
Рюкзак болтался за плечом.
И можно было, можно было
Совсем не думать ни о чем.

Фото твое у меня на столе,
И жду я от этого фото помощи,
Чтоб мысль моя потекла в тишине,
Как бочка, на которой рассохлись обручи.
Чтоб я авторучку не клял свою, –
Такую капризную, чтоб она лопнула! –
Ведь прежде, чем вывести слово «люблю»,
Трясу ее долго, как трясут утопленника.
Потом вспоминаю, что вечер уже,
А мать о домашней работе спросит.
Ворота плотнее закрою на жердь, –
Осень!
Посмотришь на небо, любовь моя, –
Месяц, как вор, нахальная челка.
Пальнуть бы в самый раз из ружья, –
Соседи услышат, пойдут кривотолки.
Курю сигареты. Дело – табак!
С головой разбухшею, точно книга.
Уж ночь, а хоть лопни, не слышно собак.
Какого фига?!
В такие минуты я, как лимон,
Который выжат на чьи-то кудри.
Был бы в городе, крутил телефон –
До одури...
Вон там, под салфеткой, Иисус Христос.
Вот тоже, чудак, местечко же выбрал!
Мучаюсь. Перья ломаю. Злость!
Уж не начать ли писать верлибром?
Я думаю, милая, как мы живем:
Разлука, свидания редкие – жалость...
Так лет через тридцать придет с костылем
Старость.
И изомнет, как железо сминают тиски,
Такую упругую тебя, точно грушицу,
И груди твои будут, как мешки,
Которые висят на веревке и сушатся...
Светает. В окошко вползает рассвет рябой.
Пора и в постель, или куда податься?
В том месте, где пишется «навеки твой»,
Упала – с пятак! – чернильная клякса...