Женя Шабаева - Точка полёта. Стихи

Юность – когда ненастье – топливо для души.
Дождь – это фон для лирики,
повод для вдохновения.
Клавиатура, ручка ли – обе здесь хороши,
И сочиняешь что-нибудь
вроде «Бог, Ты, наверное…»

Дальше – когда уж лучше я закажу такси.
Двор затопило лужами,
судя по волнам – ветрено.
Можно остаться без голоса (Господи, упаси!).
Каждый свой шаг отныне я
делаю лишь с гисметео.

Старость – когда по лужам шлёпают босиком
Чьи-то чужие дети, так как свои – в разъездах.
Ты их когда-то потчевал мёдом и молоком…
Дождь – это фон для лирики,
только тебе известной.

НескАзанное – несказАнно,
живее росчерка Сезанна,
больнее слов, быстрее почты
(Российской, к сожаленью, – точно)
роднит чужих вполоборота,
когда ни цвета глаз, ни роста
не знаешь – или же не помнишь.

Но Бог по щедрости на помощь
не видевшей Ицхака Ривке
даёт во рту невнятный привкус:
под языком, глицина слаще,
комок из до сих пор не ставших
словами – мыслей, или даже
того, что было мысли раньше…

И Ривка верит: тот же вирус
Ицхака гложет. Пусть он вырос —
он строил замки из того же
песка на берегу, и кожей
услышит то, что ей не выжать,
а если выдавит – не выжить…

Верблюд идёт через пустыню,
пред Мамре тело Сары стынет…
В висках у Ривки и в запястьях
нескАзанное, часть за частью,
передаёт себя по Морзе —
Ицхак в ответ выходит к звёздам —
прожилкам синим в теле Ночи…
Читает Ривку. Видеть хочет…

Верблюд почти ползёт, как Время,
пустыня кажется безмерной…
Но что им Время, Расстоянье,
когда по проводам молчанья
ведётся переписка смыслов —
неистовых, и всё же чистых.

Верблюд когда-нибудь преткнётся —
но в нужный час: к заходу Солнца.
Ицхак как раз к дороге выйдет —
он не пророк и не провидец,
он просто тот, кто слышит звуки
нескАзанного.
– Здравствуй, друг мой. —

Сказала бы сейчас другая.
А Ривка мнётся, как нагая
купальщица, и в покрывало
плотнее кутается: мало ль,
а вдруг глаза его, как Божьи,
пронизывают нАсквозь? Позже
они ещё наговорятся…
Пуд соли, то есть, тонны мацы
ещё придётся им откушать…
Сроднятся и тела, и души…
Под звуки цитры и кимвала
она споёт ему немало
неписанных псалмов… И всё же
нескАзанного будет больше.

Вот так всегда. Всегда за кадром —
всё лучшее, хотя б отснята

была вся жизнь. Без репетиций
всё важное слетает птицей

с предательски дрожащих губ – и
уверенный наш имидж губит.

А чаще – вовсе остаётся
нескАзанным. Гиганты, горцы,

бойцы, священники, монахи —
заговорить о главном – в страхе…

А может, попросту нарушить
боятся тишину, что в души

роняет небо светлой манной?
НескАзанное – несказАнно.

«Припороши мою осень снегом:
Больно уж много разлилось грязи,
Больно уж много случилось бега
Чёрным по мокрому. Восвояси

Грязь не уйдёт. Посмотри: деревья,
Пооблетевшие листья спрятав,
Стали чернее, чем грязь. Поверь мне:
Только Твой снег, что пушист и матов,

Сможет спасти всё, что здесь – и выше.
Припороши нашу бедность, Папа!
Больно уж сирыми стали крыши
Бледных хрущёвских домов без шапок…

Ночь бы одну простоять – до первых
Чёрных следов из подъездов сонных,
Ночь бы одну простоять мне – верной
Белому цвету Души бездонной…

Будь милосерден, Альфа, Омега:
Не отпускай в эту грязь без боя…
Припороши мою осень снегом!» —
Богу, на небо. Земля, с любовью.

Девочка-пряжа, жизнь – веретено…
Вьёшься и вьёшься, уж больно хочется жить!
Что же не спросишь, что же за полотно
Вскоре тобою намеревается быть?

Девочка-пряжа, память – вечная моль,
Трудолюбивая моль, завиден труд её – есть!
Пишется жизнь через И? Ан-нет, через боль:
Скурвишься – вызовешь зависть,
не скурвишься – месть.

Девочка-пряжа: прядётся, пока прядут,
Только отложат – сползает с веретена…
Если б не эта записка – мол, скоро приду! —
Верно, давно бы вытекла – из окна.