Александр Волынцев - Радуга дурака

2007

Отжурчала вода в унитазе,
Отзвенел телефон под матрацем,
Холодильник утерся слезою
Безгранично пустого пространства.

Отлетает листок календарный
И ложится в мозайку собратьев,
А ладони уставших проспектов
Обмывает ночная прохлада.

Гаснет вечера синий фонарик,
Облегченно вздыхает бумага,
Недопитая чайная помесь
Будет ждать подогрева на утро.

Отшумят переулками годы
Монументами строк рукописных,
И прелюдии наших аккордов
Буду признаны гением истин.

И поставят на площади мрамор,
А на мраморе – наши лица.
Назовут моим именем время
И истории лучшей страницей…

1991

Февраль обрыдался, доставши чернила.
С весной затерялся паршивец курьер.
На кладбище старом разрыта могила,
Но медлит с расстрелом палач-изувер.

Трамвайные вены разносят, наверно,
Навеки застывшую массу рабов.
Вокзальные шлюхи, умытые стервы,
Спешат в институты промывки мозгов.

Зима рассыпает алмазные крошки…
Да чтоб тебя в душу! Паскуда курьер…
Но Пушкин всё просит моченой морошки…
И едет Есенин. В декабрь. В «Англетер».

2008

Не третьим петухом за горизонтом
Слетает сон в разбитых зеркалах:
Хромающим трамвайным перезвоном
Предупреждает утро о стихах…

Ни Нобелевских премий, ни сомнений
О месте гениального пера,
Ни полуночных забутыльных прений
Не будет больше. Умерло. Вчера.

Не будет ни наград, ни славословий.
Плевки да брань – достойная судьба,
Как признак наивысшего сословья —
Печать и крест Усыновленного раба.

2010

Повремени еще немного —
Я не готов перешагнуть
Зимы последнего порога
И свой билет назад вернуть.

За право протекать в бумагу
Безумием ночных морок,
За счастье променять отвагу
Бойца
На мудрость новых строк,
За глупость быть никем для мира
И льдом сухим в руках кипеть,
За честь служить мишенью тира
И яблочком пробитым петь —
За это все —

Простит ли Небо
Некрепкие мои шаги,
Привязанность к земному хлебу
И неумение любить?

2000

Как по лезвию ножа,
Как по острию стилета,
Он спешил на виражах
И с тоскою ждал рассвета.

А рассвет не наступал:
Приблудился с кем-то где-то,
Зацепился и застрял
На краях глухой планеты…

Но чудак рубаху рвал
И своей любимой клялся,
Что рассвет бы повстречал,
Если б тот не задержался.

Только прятали друзья
В галстухи свои ухмылки:
«Что ты хочешь доказать?
Что ты рвешь себя, дурилка?»

Ну, а он – опять вперед:
Быть собою – право правых.
Уходил за горизонт,
Жаждал с темнотой расправы.

И, по небу прочертив
Стих последний, как комета,
Он споткнулся и затих.
Незадолго до рассвета.

1987

*
Месяц в небе – словно медный ковш.
Эй, приятель, посошок налей…
По сугробам, в саване порош,
Кто-то босиком, в иглах февралей…

*
Кто ты, странник? Что ты ищешь тут?
Свой покой? Или тепла костям?
Здесь прохожим не дают приют
И незваным не нальют гостям…

*
Тут зима уже много лет подряд —
Из будильников время вылилось,
Церкви по кресты обвил снегопад,
Солнце за восток запрокинулось…

*
Занесло поля, избы выдуло.
Изморозь в сенях… «А, ну вас к идолу!»
Хлебом-солью ветром снег ему.
Печку б растопить… Да вот некому.

*
Манит в небо бледно-медный таз
У свода серого в золотых руках…
Приоткрылась дверь, да не в самый раз,
И не тает снег больше на губах…
И не тает снег…

1989