Александр Волынцев - Радуга дурака

И Сонет нынче спет,
И карманы монет,
И счастливый обед
после завтрака,
И от лысины свет,
И газеточный бред,
И накреслочный плед,
И начреслочный след…
Водосточный Фагот
Напоследок всплакнет
И украдкой утрет
Об асфальтовый ворс
Покореженный нос…

1991

Играй, моя гитара, играй,
Еще горит свеча на столе,
Еще строят непонятный мне рай
Тени на кирпичной стене.

Еще горят в камине дрова,
Дразня простуженный дрожащий туман,
Еще кружит мостами Нева,
Не принявшая мой талисман.

Что с того, что ветер выбил окно,
Что с того, что кони вышли на лед —
Уже светлеет золотое сукно
На востоке, возле Нарвских Ворот.

Что с того, что догорела свеча,
Снова утро разгоняет печаль:
Как ни странно, но до первого дня
Я дожил опять. Ночь, прощай!

Играй, моя гитара, играй!
Пока горит свеча на столе,
Пока строят непонятный мне рай
Тени на кирпичной стене…

1993

Жили-были
и писали картины.
Были-жили
и писали поэмы.
И переходили дорогу
к ближайшему гастроному
не по звездам,
а в неположенном месте.
Были ночи —
а недосыпали.
Были деньги —
а недоедали.
И того и другого
было мало
и не хватало.
Но ОНИ не жалели,
ОНИ Неба искали.
Одни из НИХ возвращались,
другие же – уходили.
Тешились и утешались.
И смеялись, и пели,
когда было особенно туго.
Но ОНИ не жалели,
ОНИ просто – так жили.
А потом – умирали.
По-разному и незаметно.
Оставались картины и песни.
И окурки в немытой посуде…
Люди ИХ позабудут,
заселив опустевшие комнатки.

Потому что ОНИ – не Герои.
Просто были – Художники.

1993

Хороший повод выпить двести…
А лучше – сразу по пятьсот!
Погиб поэт, невольник чести…
Подай-ка, братец, бутерброд.

Любви, надежды, тихой славы…
Недолго мучил нас запой.
Ушел поэт, как от шалавы
От жизни этой… Брат, открой.

Судьба не бережет поэта.
И тот азартен: кто кого?
Восстал он против мненья света…
Пельмешки, кстати, не того…

Но лишь потребует поэта
К последней жертве Аполлон —
Поэт шагает с табурета
В бездонный мáлиновый звон…

И всё же, хорошо, дружище,
Что мы не в рамке на стене,
Что можем жахнуть по полтыщи…
Дай, Джим, на счастье лапу мне…

Горит восток зарёю новой
И вместе с ней горит закат…
Козырной картою бубновой
Открытий вскроется расклад:

Что, правда, друг не умирает,
Лишь рядом быть перестает ,
Сто грамм тебе не наливает,
И сам, практически, не пьет…

2007

Хорошо быть косяком.
Неокрашенным притом.
Непокрашенным при этом
Недоделанным поэтом.
Ведь растут у этой суки
Не сказать откуда руки.
И друзья – такие ж твари:
Всё лабают на гитаре…
Дом – без окон и дверей…
Дядя мент, входи скорей!

Хорошо быть косяком.
В беломорине, притом.
И смотреть, как чья-то крыша
Отъезжает выше… выше…
Вот и съехала. При этом
Крыша встретилась с поэтом.
С рифмой завязал он летом.
Стал прозаиком раздетым.
Ведь рифмуй иль не рифмуй —
Гонораров, братцы, нет…

2008

Альтернативные ребята,
альтернативные девчонки —
корячатся, вгрызаясь в тело
карандаша бедром бумаги.

И тянутся к душе ручонки,
чтоб вырвать клык страданий томных,
чтоб выбить рык стремлений тёмных
и обеззвучить трупный гогот

альтернативного сознанья,
где вывернут кишкой наружу
вчерашних дней слюнявый демон,
где на заборе сушит рожу

альтернативная листовка
педерастрелянного гея —
героя хроник куниллинго-
спидозного недотрахоза…

Но что тебе, Поэт до этих
аноргазмических вселенных?..
Когда шипит в твоем бокале
«Клико» свободы и забвенья!

Живи! Хрипи пером в накале:
«Йоу! Помню чЮдное мгновенье!!!»