в борьбе под пестрым одеялом
мы – победители с тобой.
под тайны легким покрывалом
мы вступим в сладкий, жаркий бой.
я восхваляю культ соитий,
и веру в страсть из-за нее
мы столько делаем открытий
в движеньи в ней и из нее.
и оболочкам душ воздайте
все то пред чем не устоять,
любите, мучайтесь, желайте,
чтоб страстью тело опалять!
страдает мыслящий тростник,
желает быть избитым жизнью,
несет лишений тяжкий крест,
гордится личным мазохизмом.
«повесте мне медаль на грудь!
топчите, мучайте, терзайте,
дарите боль и презирайте.
за это – жалости мне дайте!»
и разевает глупо рот,
и тянет руки с жалким криком…
(в изгибах колкого венца
играют солнечные блики)
но я – я скромный человек.
отстаньте все – я не страдаю!
мне хорошо, тепло, уютно,
спокойно сплю, во сне летаю. :)
и как со дна заброшенного пруда
всплывают грустные слова:
«одна опять», сама себе подруга,
тоска и скука. голова
устала упорядочивать мысли,
раскладывать по полочкам мечты,
по ящичкам желанья, числа
и месяцы, и годы суеты.
мне грустно, одиноко и тоскливо.
мне плохо, далеко, мне не достать
того чего хотелось и того, что было.
не дотянуться мне до этого опять.
как рано появившаяся осень,
раскрашивает золотом березы,
так через дымку серую на землю
роняет небо измороси слезы.
и так же ветер горстями швыряет
обрывки лета, перемешанных с тоскою.
холодным гребнем чешет листья
и стебли умирающего травостоя.
и так же мне здесь грустно, одиноко.
тоску по радости в горсти лелею.
и так поверхностно и так глубоко
себя любимую и грустную жалею.
зима нерешительно топчется где-то,
стесняется снега на землю бросить,
вдовьи одежды надела осень,
долгие дни носит траур по лету.
ладно бы в голос ветром ревела,
плакала б тучами ежедневно,
листья с веток рвала бы гневно,
грустные песни ночами пела…
но изо дня в день шагает неспешно
с мрачным лицом и сухими глазами,
сбросила листьев златые одежды
и кинула в грязь у нас под ногами.
чтоб не повадно им «гордым» было
так наряжаться, когда она в горе.
лето ушло и ей изменило,
и где-то целует лазурное море…
но скоро окрепнет другая царица,
румяная, злая зима-молодуха.
погонит с земель престарелую осень,
в догонку швырнет ей и слякоть и скуку…
Такое впечатленье, что когда-то
Все заповеди почитались глубже.
Сейчас в плену свободнословой правды
Они трактуются намного уже.
Как оказалось сотни оговорок
Нюансов и оттенков здесь имеют место.
От скуки изменяем всем подряд мы,
Хотя считается, что это не уместно.
Ну… Скучно, однотонно, серо
Теченье жизни многодневной.
И даже скучно спать ложиться,
Вновь просыпаясь ежедневно.
Однообразье чувство убивает,
Желание под грузом быта стонет.
Любовь? Любовь легко сгорает,
В золе ее костра надежда тонет…
Опять чего-то не хватает в этой жизни
А, может быть, наоборот хватает?
Не потому ли снова мысли
Бумагу строчками марают?
И полночь, как всегда, с настольной лампой
Попутчики мои до утра.
Здесь яркий луч стоваттной рампы
И в голове сплошная Камасутра
Опять кого-то не хватает в этой жизни…
Я снова жалуюсь листу бумаги,
Что эти крамольные мысли
Не придают душе отваги.
И опасения упасть в глубокий омут
Чужой любви, чужого тела…
Там в глубине неосторожность тонет
Боюсь не выплыть! А чего же ты хотела?!
Но если посмотреть с другого бока
Баланс меж правдой и неправдой зажигает
И до конца отпущенного срока
Мгновенья сладкие нам память оставляет
Зеленый глаз
С черным узким зрачком
Пьет взгляды мои,
Словно пьяница ром.
Он мрачен и скор,
Он свиреп и суров.
И крепок запор
Из значимых слов.
В черную кожу
Закутан, один
Шпорой звенит
На льдинах витрин…
Невольно прищурясь
На дым от сигар,
Жестом небрежным
Разбудит пожар…
Это лишь грезы о нем,
Наяву – он дома свою
Обнимает жену.
И сыт из граненых
Не только водой.
Живет на зарплату,
Идет на убой.
неразменная монета
я звеню в карманах где-то.
тут меняют, там меняют,
ничего не получают.
поцарапано ребро,
решка стерта по бедро,
облезает позолота,
много в жизни неохота…
здесь сижу, там выпиваю,
вспоминаю, забываю,
там над ухом медь звенит
и о чем-то говорит:
где-то центы, где-то франки —
пожилые иностранки
любят молодых мужчин,
что бы тело без морщин,
чтобы взгляд, темнее ночи,
годы страсти им пророчил.
луидоры, йены, пенни
не испытывают лени.
но мне, которой неразменна
скучно, вроде бы, степенно
из кармана вдаль шагая,
снова в новый попадая.
здесь одна, а там другая —
не замок, а западня я.
где в силки попалась старость,
недобитость, неусталость…
пыльным туфлем запинаясь,
утром поздним просыпаясь,
вновь спешу, спешу куда-то
от рассвета до зарплаты.
неразменно, постепенно
из одной руки в другую,
всех люблю и всех жалею,
но по-прежнему кочую…
Читать дальше