Я поеду
и
приеду —
не заставлю
ждать.
Карету мне, карету!
Мне пора
езжать.
Ее холодное сердце
меня согревало
больше
чем солнце
и одеяло.
Я про это ей сказал,
она ответила:
«Это мило,
но тут ты прогадал —
я другого люблю неумолимо».
Ее холодное ко мне сердце
почему-то мою
(как, надеялся, будет и впредь)
душу согревало легче,
нежели плед.
Про это ныне молчать
я решил,
верю:
поставив печать,
закопаю чувства в землю.
Материнское на мне:
губы,
нос,
рост,
волосы,
лоб
и румянец.
А брови, уши, подбородок и глаза – отца.
Чтобы
ваш
увидеть танец
смотрю в зеркало я без конца.
Только там, по-прежнему вы
находитесь
вместе —
умерла мать.
С другою отец.
Десятилетние швы
разошлись
сегодня с песней.
Я тебя обнял
потом,
будучи иноверцем,
поцеловать не ртом —
невинным сердцем
И сделался шутом.
В конце концов
я поднял
белый флаг.
Ты ж
юнцов
продолжай во мрак
водить
как глупцов
и меня.
Не трожь.
Мою душу
бросает в дрожь,
когда слышу:
«Уйди прочь.
Ты – ложь»
«Уйти ли мне сразу,
или
к тебе тянуться
как магнит к железу —
в страсти окунуться
назло ангелу
и бесу?!» —
спрашиваю себя,
медвежонок-дружок.
Я, мучаясь в сутки,
получил ожог
от
твоей улыбки.
После промок
в безразличии твоем
и раскис —
нам не быть вдвоем, мисс.
Улечу
орлом
я,
хотя остаться с тобой
наедине где-то
лаская рукой,
где
ни разу не задето
никем,
но было бы мной.
Екатерина,
тот самый поцелуй,
прошу, по чаще мне даруй,
он,
как младенцу молоко,
стал мне нужен.
Без него
мне все чаще нелегко.
Поцелуй
и боле ничего!
Но поцелуй
теплый,
на третьем этаже,
мне больше
не видать уже —
разошлись
не став встречаться.
Лишь
поцелуй остался.
Тебе
полгода нужно в любви признаться,
а мне хватило взгляда
и плавного жеста,
чтобы не находить себе
от любви
больше
места.
«Ты строга к моим стихам так…»
Ты строга к моим стихам так,
Будто читаешь по глазам,
Что лгут они, а сам тебе я враг,
От которого ждать только драм.
Оттого ли я изнемогаю,
Лишаюсь здравого рассудка?
Подняв руки, я взываю:
«Лотос, милая, моя подруга!
Не будь к моим стихам строга,
Ведь я стараюсь очень,
Показать как ты мне дорога,
Слагая в рифмы строчки».
Сладострастный узел наших душ
Развязать не смогут гущи
Завистливых угрюмых туч,
Со злорадством им присущим.
Расстояние, время, ложь
Над нами тоже неподвластны.
Пускай ударят в спину нож —
Их старания напрасны:
Сам Бог, который всемогущ,
Захотел нам счастья,
Отодвинув всяко чушь
Подальше от запястий.
Нам счастья захотел сам Бог,
Не ведаю – за просто так иль в долг.
И ныне мраком и дождю
Окутан мой маленький дом,
Который ждет юную гостю
Во всем изяществе своем.
Она придет, развеет мрак,
Придаст покоя дому.
И каждый грациозный шаг
Прочь выгонит истому.
Но возвратиться восвояси
Все, что было выгнано со двора,
Когда будет милой Асе
Идти домой пора.
Ты в доме – свет, покой, уют.
Нет тебя – для мрака дом приют.
Да что там одно!.. я бы десять
Дал ребер: тебя сотворить
В странно жаркий весенний месяц,
Чтоб после в холодный грешить.
Двум подобно змеям мы
Обвились: насытить чувства,
Что завидуют колдуны
Нашему искусству
Вести порочные разгулы
Ото всех вокруг сокрыто;
Что все родственники, мулы
Хвалят в скромности открыто.
Наша пылкость жарче адского огня
И выносливей железного ремня.
Ближе к горам, к морю ближе, мисс,
Я возвратился навсегда,
Чтоб подымали горы ввысь;
Опрятней делала вода.
Не стал опрятней, не поднят выше.
Но стал счастливее, чем был:
Ночью с милою под крышей
Усмирили жадный пыл.
Читать дальше