Александр Галыга - Когда давали имена…

Не потому ль взведён курок?
Нет, палачу поэт не пара,
ему всегда прописан срок,
десятка вместо гонорара.

Вознёсся Лермонтов, глупя,
за Пушкиным. Дуэль со всеми!
Кому пожертвовал себя
и Маяковский, и Есенин?

А Гумилёв, а Мандельштам,
а Хармс, а Кедрин? И кому же
их жизни помешали там,
где сам поэт давно не нужен?

Ахматова и Пастернак,
и Заболоцкий, и Жигулин,
сполна испив, лишь бог весть как
не угодившие под пули.

Ушли Цветаева, Рубцов,
Высоцкий и Тальков, я вижу
страну поэтов-мертвецов
и тишь задумчивую выше

чуть впереди твоей судьбы…
Зачем, Россия, с укоризной
тела их втиснуты в гробы,
и наспех спета злая тризна?

Постскриптум лживит, спасу нет.
Помин. Похмел. Народ умаслен.
Кому? И почему поэт
в моём отечестве опасен?

Кого смывал девятый вал
его порывов, откровений,
и кто нам в головы вбивал,
что враг народа дивный гений?

Закрыты на лета, навек,
живые кладези. Похоже,
поэт в России – не поэт,
заложник выстраданной ноши.

И до поры лишь не убит
отцами гор и нищим бытом,
– ещё быть пишет, быть влачит,
пока ещё не знаменитый…

Пророки все умерщвлены,
покуда денщики у власти.
Не от того ли все напасти
и бездны у моей страны?

Обозлясь на себя и со зла,
одурев от досады и злобы,
я разбил все свои зеркала
на осколки колючие, чтобы
их уже никогда не сложить,
ну а если и сложишь, не склеить,
если сердцу уже не ожить,
если попросту не во что верить.
Зеркала. О мои зеркала!
Вы привыкли, дурача, к изменам.
Вы само отражение зла,
и поэтому ртутью по стенам
растеклись. Видно, время пришло,
но я слышал в их трепете, боже:
Научись не разбрасывать зло,
если доброе сеять не можешь.
Никому не желаю со зла
не собрать – разбросать, не слукавить,
и кривые свои зеркала
по осколкам укладывать в память.

Я стихи сослагал,
но они никому не нужны,
разве что лишь тебе,
о бездомный, не спящий в ночи.
И тогда я решил:
запечатаю вещие сны
в разноцветные кирпичи.
И построю из них
много, много домов и печей.
И меня поминать
будут многое множество лет.
Будут счастливы люди
в домах из моих кирпичей,
в кои душу вложил поэт.

Ты вновь приснился маленьким во сне,
за шею обхватив, как только мог,
прижавшись детской щёчкою ко мне,
к моей щеке. Прости меня сынок,

что не всегда на помощь в трудный час,
и мог узнать, и сразу поспешить,
что судьбы рано разлучили нас
и так и не смогли соединить.

И то, что боль отцовская была
всегда душевной раною со мной,
что не хватало моего тепла,
моей осталось болью и виной.

Прости, что вспоминаю без конца
и часто прихожу во сне к тебе,
но всё же ты, не забывай отца,
не всё решаем мы в своей судьбе.

Прости за то, что дать тебе не смог.
Будь к людям добр, старайся жить в чести.
Прости за всё, что знает только бог,
лишь ты и я. Прости, сынок, прости.

Годы пролетают быстрой птицей.
Оглянуться некогда подчас…
Лишь она мне видится и снится