Саша Зайцев - То перебор, то не хватает… Стихи

достаточно и одного

чтоб стать безнравственным уродом

но бил рукой а не ногой

давайте лучше о погоде

пасмурно 10–12 градусов тепла

временами небольшие осадки

Начало отношений интересней

развития их – чертова тоска —

мы рождены, чтоб Кафку сделать песней,

а не свистеть как пули у виска.

Вчера похоронили сто марксистов,

тела не одевали кумачом,

один из них был графом Монте-Кристо,

другие, оказалось, ни при чем —

недурно для завязки бенефиса?

Но далее (я вас предупреждал)

сходите покурить, в буфет, пописать… —

достанет эта нудная вражда.

А в шаге за углом библиотека,

там тишина и книги – для кого? —

Читатели – такие человеки —

куда-то скрылись все до одного.

Который раз на те же грабли

нога ступила: я ж соседа

и не убил, и не ограбил,

а завязал лишь с ним беседу.

Ну да, не так миролюбиво,

как бы того ему хотелось,

а он мою бутылку пива

разбил зубами – это дело?

Выходит – дело, потому что

решил так суд преображенский,

мне моментально стало душно,

как раньше, в детстве, в бане женской.

Меня тогда водила в баню

за ручку няня. Как-то в осень

я был забыт в парной. Где няня?!

Я перегрелся, но не очень.

Пар никому костей не ломит,

как злые судьи и законы,

и я сказал в последнем слове:

«Не перейти мне Рубикона,

прошу простить…» Нахмурив брови,

свою вину признал частично, —

хоть сердце требовало крови,

я все же вел себя прилично.

Мгновения подталкивали в спину…

Успел! Глаза вернулись на орбиты.

Как хороши, как свежи были вина,

а я бледнел и выглядел разбитым.

Сознание вернулось в туалете:

припомнил закусон до чая с тортом —

ну, заднице помог я вряд ли этим,

но вычислил причину дискомфорта.

И руки не тянул к спиртным напиткам,

сортир покинув чуть не со слезами,

иначе стул и дальше мог быть жидким,

а так хотелось выдержать экзамен

на выживание (промыть желудок,

мезима горсть и прыгнуть на диету) —

и выдержал! Нет, хвастаться не буду,

но фору дам любому терапевту.

Не так страшна бывает диарея,

заставшая нас дома или в поле,

а если в Третьяковской галерее,

театре на Таганке, в Метрополе…

Стучат колеса. Поезда

идут до станции Пизда,

где круглый год поют дрозды,

чтоб орнитологам труды

писать с натуры. Соловей,

тревожа чуткий сон солдата,

свистит тут. Водку не разлей —

о чем я говорил?.. Когда-то,

давным-давно, зажглась звезда

над этой станцией веселой,

и вот представь себе, тогда

и устремились новоселы

со всех концов страны в Пизду,

под одинокую звезду,

на свет ее как мошкара —

настал и мой черед – пора,

забыв обиды и долги

(кому был я и мне кто должен),

сказать: завидуйте враги,

я и до той минуты дожил,

когда сошла печаль с лица,

и открывается такое,

что и не снилось мудрецам,

а мне до таинства рукою

достать, что плюнуть на ходу

по ветру, но имей в виду:

плевать на родину свою

непозволительно – побьют

и будут правы – да, да, да,

будь благодарен, местный житель,

отечеству, ну а когда

у нас здесь спросят: подскажите,

который час, а, пиздюки? —

мы чужестранцам не ответим —

счастливые – и не с руки

нам наблюдать часы на свете,

избавленном от суеты.

Сегодня – я, а завтра – ты

очнешься под забором к ночи,

а знал бы прикуп – жил бы в Сочи.

Если убита женщина, первым подозревают

ее мужа – вот вам вся правда насчет брака.

Дж. Оруэлл

– Сними носки, – мне говорит жена, —

и выстирай, воняет как в сортире.

– А знаешь ты, чем дышит вся страна, —

ответил я, – и что творится в мире?

Один ассенизатор Иванов,

хоть и не срал открыто людям в души,

откачивая жидкое говно,

фекалии на мир мечтал обрушить.

Он видел в снах осадки из мочи,

споткнувшихся людей в зловонных лужах,

а дома дикий номер отмочил,

посетовав, что дурно пахнет ужин.

Здесь параллель не может быть прямой,

но трудно жить, основ не замечая,

протри глаза свои – кругом дерьмо,

и вдруг – носки! Налей-ка лучше чая.

на асфальте на заборе

и в подъезде на окне

и на суше и. на море

комплименты пишут мне

невозможно не заметить