охи вздохи на скамейке
разговоры при луне
грош алтын и три копейки
гордо человек на дне
не звучит а на заметке
у хозяйки крем-брюле
ворошиловский и меткий
портупея на столе
птица в клетке – небо в клетку
нитки белые и клей
шейте клейте воздух падлы
у искусства два пути
то взлетать то низко падать
свят свят свят ну отпусти
В постели трупом я лежу:
осенний грипп, температура,
и ни одна меня микстура
поднять не может. Cкучно – жуть.
Врачи, склонившись надо мной,
галдят и спорят, что-то пишут —
я их консилиум не слышу —
они как будто за стеной.
Во сне явился мне Кащей,
принес бутыль живой водицы,
сказал, что если ей напиться,
воскреснет мертвый: «И вообще,
поверь, уж я ли не лечил
на белом свете всяку нечисть!
Приподнимись, пошире плечи
и пей – к чему тебе врачи?
Вот так. Вставай, иди к столу,
еще глоток – и будешь прыгать,
руками и ногами дрыгать
как Кюхельбекер на балу.
А для забавы в мавзолей
проникнем под покровом ночи,
и сам увидишь: лысый вскочит,
ты только, Сань, ему налей.
Чего качаешь головой?
Эксперимент тебе не в жилу?» —
Я отвечаю: «В жилу, в жилу,
но… он и так всегда живой.
Чтоб драгоценный эликсир
не изводить по-идиотски,
летим в Венецию, где Бродский
прилег – его и воскресим».
Кащей обрадовался как
сверхлучшему из наваждений,
кричал: «Сашок, ты, сука, гений!
Летим, сворачивай бардак.
В аэропорт! Нет визы, брат? —
Херня, отправимся на ступе, —
Яга нам на денек уступит
свой допотопный аппарат».
Я ощутил, что все могу,
и вдруг нас словно подкосило —
вода второй владела силой —
мы были пьяными в дугу.
природа делает ошибки
на солнце тает грязный снег
весна капель ручьи улыбки
идет беспечный человек
идет он луж не замечая
от света щурится слегка
и оступается случайно
под колесо грузовика
Невыдуманная история, записанная со слов моего доброго знакомого Андрея Дмитриева для газеты «Пушкинский вестник» о том как я, оказывается, спас человека (женщину, между прочим – тетю Андрея) от тяжелой посталкогольной депрессии; и отвергнутая главным редактором М. Ф. Зубковым из-за содержащихся в тексте матерной брани, саморекламы и отсутствия актуальности
Я спас незнакомку, а мне невдомек,
что кто-то уже мне обязан
покоем и волей, и как огонек
в душе этой женщины фразы
моих сочинений невольно зажгли:
услышало музыку ухо,
в осмысленном взгляде кураж: «Отвали,
тоска!» – И запела старуха,
умылась, накрасилась и по делам
стремглав понеслась… Получилось, —
неделю лежала, почти не пила,
не ела и вдруг – божья милость?
Не божья… Со школы любила читать.
Была равнодушна к спиртному.
Пьянили её Алешковского мат,
Толстой, Ерофеев, Платонов,
Довлатов, Тургенев, Оэ, Томас Манн…
И лично раскланялся Бахус
Порфирий Петрович, эстет и гурман,
в Измайловском парке с ней. На хуй
впервые так внятно послала судьба,
когда перебравший Порфирий
твердил как молитву: «Не дура губа,» —
и спал в её тесной квартире.
Она говорила: «Пирог испеку,
с тобой я готова, Петрович,
в горящую избу… коня на скаку…
«Медвежьей» бы выпила «крови» 2 2 «Медвежья кровь» – болгарское красное полусухое вино (прим. авт.)
и водки вдогонку. Открыл? Наливай!
Коньяк не хочу – он с клопами.
Сейчас разлетится моя голова,
возьми часть осколков на память.
И так не забудешь? Ну ладно, смотри,
я верю тебе почему-то.
Ты где… Бахус, где ты?.. Проклятый старик,
Покинул в такую минуту…»
Заехал племянник её навестить.
Она дверь открыла и – в койку:
«Не встану, Андрюха, дай таз, ты прости,
нет сил абсолютно… Постой-ка…
Ты Бахуса видел?..» – Скупая слеза.
Андрей ей стихи сунул в руку.
И тетка очнулась, протерла глаза,
надела бюстгальтер и брюки.
Postskriptum: ту книжицу я написал,
продлив жизнь Андрюшиной тете,
однако не мне аплодирует зал,
сегодня духовность в почете.
Зато появился любимый поэт
помимо классической прозы
у тети Андрея на старости лет,
а Бахус с посыльным шлет розы.
Не люблю ДПС, парк культуры, газеты,
занавески и ширмы, турфирмы, жару,
секретарш, их начальников, сервис, презенты,
эстафеты, эклеры, эстетов, игру
Читать дальше