Валентина Спирина - Девять Жизней. Фантастическая четверка

Другой ответил: «И сейчас ничуть не хуже,

Да только скверные настали времена;

В кармане дырка – непременно сядешь в лужу,

Карман набит – наворовал, твоя вина».

Давно не слышал я таких горячих споров,

Где каждый спорщик непреклонен как баран,

Противореча сам себе в пылу разбора…

Они подрались, не предвидя лишних ран —

Все потому, что это призраки ругались,

А не какой-нибудь подвыпивший сосед.

Заткнуть за пояс поязвительней стараясь,

Один в другого как-то кинул пистолет:

Стрелять же будет до смешного бесполезно,

Вот и использовал орудие труда

Не как положено беспечный бестелесный…

И я вошел в пределы комнаты тогда.

Но кто же знал, что пистолет-то был заряжен —

Курок нажался; аккуратный пируэт

И рикошет – и вот мой труп обезображен.

Теперь меня среди живых на свете нет.

С тех пор я третий в этой гильдии никчёмной,

И, как бывает, за компанию курю…

Но вот мораль: с такою страстью неуёмной

Будь хоть вампиром, но не спорь. Благодарю.

Если где-то внутри проросли цветы,

Если в тексте хотя бы одна строка,

Остается работать и ждать звонка,

А пройти предстоит полторы версты,

Радуйся.

Если мысли не скачут, назло ветрам,

А как школьники, тянут ручонки вверх,

Но ответы порой вызывают смех,

А друзья непривычны к таким дарам,

Радуйся.

Если выпал из рук дорогой сервиз

И разбился, поранив паркет и стол

И тебе заодно прописал укол, —

Это к счастью. Пришлось наклониться вниз —

Радуйся.

Если есть ещё смысл добежать, дожить,

Если разум оставил свое зерно,

Если ты не чужой на пути земном,

И как будто бы лучше не может быть —

Радуйся.

Ну а мне непонятно, о чем мечтал

И метался куда, и вздыхал зачем,

Впереди – «никому, ничего, ни с чем»,

Только голос, внушающий, как металл:

«Радуйся».

Я их ценю.

Я – их давно утраченная вера,

Их инженю.

Пойми, я смерть, и искренность, и смелость

Для них женю.

Для них я – кровь, селитра, воск и сера,

Их инженю.

Я у других взяла немножко соли —

Бессрочный займ.

Я их паяц, врачующее солнце,

Я их Дадзай.

Я ваш канат, проспект едва мощёный,

Призыв: «Дерзай»!

Ну как, узнали? Пробуйте ещё раз!

Я – ваш Дадзай!

Я – ваше все в смирительной рубашке!

Меня познай!

Я – ваша честь, изба, квашня и пашня,

Ведь я – Дадзай!

Ведь мой канон, составленный нестрого,

Почти допет…

И потому дослушайте! Ей-богу,

Я суть —

Поэт!

В петле и мыле.

Я сторонюсь людских забот —

Как подменили.

Среди компании ребят

Меня не встретить.

Лишь помутнелый тусклый взгляд

За все ответит.

Он донесет без всяких слов:

Держись подальше!

В моих улыбках ужас, кровь

И много фальши.

Я непригоден и убог,

Собой измучен.

Но даже сонный городок

Такой живучий!

Я – только зомби или клон

В огромном мире.

Давно забыт здоровый сон —

Как подменили.

Уже слипаются глаза,

Но все неймется.

Шальное веко-стрекоза

Встречает солнце.

А утром важные дела, —

Игра в театре.

Как будто выспалась, врала,

Часочка за три.

Но вдруг и правда мой удел

В песке и пыли?

И без вины, и не предел —

Меня убили.

Той прежне-чистой больше нет —

И присно память.

Остались я да куча бед —

Пора расплавить.

Как стая бешеных волков,

Заботы выли…

Вот отговорка дураков:

Как подменили!

Уже на улице светло —

Теперь бы выжить…

Скрипит потертое седло

И разум выжжен.

Волшебным пением сирен

Дороги мерят.

Вот искривление колен:

Пространство-время!

Заботы выли, а теперь

Возьмутся лаять…

Напев пурги на колыбель

Прими на память.

Вкрались в мой город на цыпочках дни метели,

Я каблуки проверяю – небось скользят.

Чувства под действием силы внутри твердели,

Каждой извилиной мозг барахлил, грозя.

Жизнь или смерть, и какой вариант дешевле?

Память подводит, не сможет помочь глицин.

Вроде зима – я в цейтноте с петлёй на шее:

Кто разберет, где какой начинался цикл?

Вот бы сейчас околеть, и, не зная муки,

К той прямиком, чья надежда и сила – зло,

Сердце и разум, походка, черты и руки —

Голого льда, прозрачного, как стекло.

Где её сани плывут по волнам сугробов,