Григорий Эрлих - Туманный рассвет

Как мне пыл свой ко времени слаживать?
Как ей нрав мой, да паче покажется?
И какою дорогою хаживать —
Там где разное, близкое свяжется.

Не печаль и ни бури окрестные
Не внесли ещё ту околесицу
Что затмила бы кудри прилестные
Ту очей моих, взора кудесницу…

То сказал себе парень проулочный
Что по свету так долго скитается,
Что изведал и запах окурочный
И узнал, как душа осыпается.

Успокоил себя, да до времени:
«Мол, несчастие ей еж ли станется
От меня и от лютого бремени…»
Так сердца в одинокие старятся.

Он подумал: «Да коли, да ежели,
Свет любви в сонме пут затеряется,
То вернёмся туда же, но те же ли
И на что нам остаться останется?

Если в гневе, быть может, в сомнении
Наш покой, наш причал исчерпается,
Что останется в нашем стремлении
И идее любить… Забывается?

Ну уж нет, не забыть солнце красное
И не вспомнить слепое терпение
В его свете… Несётся неясное
С безграничным и вечным слиение.

Что ни дума, то образы горние
Не ушедшие – кратко минувшие,
Но столь гордо и преданно торние
И мгновенья страстьми не потухшие…

Что томятся, да верно, до случая,
До минутки и до сновидения,
Где влюблённого правдою мучая
Дознаются порой до сомнения:

«Я люблю, то ли слово, но скажется
Я хочу, это верно, да кажется
Что и рвётся и жжётся и мается —
Коли что не порвётся, так смажется.

Я опредь заклянаю дальнейшее
Неучтивость совсем не к лицу —
Чтобы было на свете добрейшее
За любовь и за горести – сторицу.»

Между тем, и его бы приметили
Да и ясно, что что-то бы сталось…
Пролетели и только… Да эти ли
Обживать ей проблемы осталось.

Всё не прибрано, возле – сумятица
На работе бардак и разруха…
Никакая она не развратница,
Но служанка помятого духа…

Вспоминается мгла над рекою,
Над рекою волос. И ветвей
Осыпалась листва чередою
Из ростков подозрений полей

Где-то даль… Где-то влага и нега,
Где-то солнце встаёт над рекой…
Ну а я, дожидаясь ночлега,
Не обрёл, но ищу той порой,

Где всегда то незримое зримо
Что зари над рекою светлей,
Что плеядой ночной не палимо —
Что цветёт, напоённая ей.

Моими хилыми страстьми,
Росло и силилось участье,
Пленилось и томилось счастье
И блёкло рдел развод, плетьми

Таящих чудо песнопений
И в сонме рьяных сновидений
Ложилась, как там не слыви,
Граница счастья и любви…

Но горько в суе повели
Себя сует пороки счастья:
Статично горя самовластья
Страницы быта облекли.

И ясный свет моей любви,
И звуки чудных песнопений
Остались в скопище видений…
И их участья не зови!

Снова носятся с неба снежинки,
Снова снежный смеётся апрель…
Лишь в глазах моих талые льдинки,
На просвете и пробель, и зель…

Что ты вспомнишь, в сияньи заката?
Что забудешь дремотами дня?
Когда небом дыханье объято,
В этот миг, ты воспомнишь себя.

Только тем будет кратко узнанье,
Что так много душой не таишь,
Сколько жадное алчет познанье:
Только главное в суе узришь.

И тогда, ты познаешь рассветной,
И вечерней зари благодать…
Назовешь эту стужу – приветной,
А страданье – желаньем страдать.

Но текут и струятся капели
И, набрякший, похерится снег…
В нашем сердце, навечно метели,
В нашем сердце, простуженный бег.

Облака грозовою лавиной,
Нависали, пленяя собой,
Своей гордою, дерзкою миной,
Удалялись рассветной порой.

Но росло, собиралось в лукошко,
И дано было миру понять,
Что грозою побито немножко,
А дождями воздвигнута рать.

Я искал грозового раската,
Где-то между блуждающих туч…
Будто кто-то глядит слеповато —
Кто стоит, ожидает у круч?

Что же ты счастье, что же ты радость,
Что ты, творцами воспетое?
Что же ты нега, что же ты, младость,
Что ты, лучами согретое?