Юлия Макарова - Есть у меня на земле… Сборник стихотворений

Победа!
И тысячи дней и ночей
В боях и в бреду мы мечтали о ней,
Решительно к ней приближались!
Родная земля, что нам всем дорога́,
Стонала, кричала под гнетом врага,
Чернела следами пожарищ…

Победа!
И не было в нашей стране
Семьи, чей солдат не погиб на войне,
Кого лютый смерч не изранил!
А матери, жёны пахали в полях,
Из битв выносили на хрупких плечах,
Молитвы шепча со слезами…

Победа!
За дом и за горстку земли
И старый и малый на битву пошли,
Не каждый вернулся из боя!
За радость улыбок, за новый рассвет,
Вы отдали жизни за солнечный свет!
И ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ!

О любви написано так много:
с восхищеньем, страстью, со слезой…

…Вижу я – деревня и дорога,
женщина, идущая домой.
Год война поблизости ходила,
но ещё не видно ей конца.
И сама недавно проводила
из дому своих детей отца.
Что сказать? Солдатки ночи злые,
когда лишь забывшись в тяжком сне,
губы пересохшие молили:
«Выживи, родной, вернись ко мне!»

Но дошла до дальнего жилища
весть, о чём не смели говорить:
под Москвой солдат собрали тыщи,
только вот их нечем накормить.
Их ещё не бросили в вагоны,
просто задержали для войны,
а кормить их нечем. Стонут стоном
Родины голодные сыны.
Не бои жестокие погубят
мужиков – отцов и сыновей.
Голод испытаньем тяжким будет,
и порой самих боёв страшней.

Женщина трудом с войной боролась,
тут ещё беда легла на круг…
Собралась. Калининская область —
под Москвою, в Пушкино, супруг.
Можете представить расстоянье,
что прошла, детей оставив, мать?
Как преодолела испытанье,
чтобы мужу сухари отдать?!
Я не шла с ней рядом, не считала,
лишь потом, по карте, «на глазок» —
сотен пять, не меньше прошагала…
… А ведь он потом погибнуть мог;
всё равно война, как мясорубка!
Миллионы стёрлись в жерновах!
Но, чтоб муж от голода… так глупо?
Ни за что! Дойду! – гнала свой страх.

Плакала, но шла. Прошла полтыщи.
Кто ещё спасет, как не жена?
О какой любви слова мы ищем?!
Всё смешалось: боль, любовь, война!
Что её вело по той дороге?
Говорят – «любить» равно «жалеть».
И дошла! Сквозь горечь и тревоги!
Не дала супругу умереть!
В ней была недюжинная сила?
Или боги чудеса творят?
Это было. Это, правда, было.
Женщина та – бабушка моя.

Я теперь поверю в декабристок,
В тех, что за мужьями хоть куда.
Женщина России может выстоять,
даже если в сердце бьёт беда.
Может, мы теперь так не умеем,
а тогда умели и могли:
женщины любили и жалели,
и мужей от смерти берегли.
О любви писать с восторгом светлым,
Или слёзы сжав внутри себя…
… Я же знаю: сотни километров
Бабушка осилила ЛЮБЯ…

Не тревожьте память о войне —
Каждый день оплакивать не надо,
Лишь порою в звонкой тишине
Доставайте дедовы награды.

Не сдавайте прошлого в архив,
Не гасите Вечного Огня,
Уважайте павших и живых,
Имена их бережно храня.

Говорите детям о войне —
Чтоб из года в год, из века в век
Мир, подобный тоненькой струне,
Сохранить старался человек.

Он забежал всего на пять минут…
Не раздеваясь, прямо у порога:
– Сестёенка, мама, дайте обниму!
Машина ждёт, а времени немного.

Им друг о друге не было вестей
Ведь город лишь вчера освободили.
И мальчика, одетого в шинель,
Ладони, словно крылья, обхватили.

Машина ждёт… А впереди – война…
Дай бог, что встреча будет не последней.
«Сестра бледна. У мамы – седина…»
И звук клаксона из окна передней…

– Вернись живой! Я больше ничего
И никогда у жизни не просила.
И мать, не плача, сына своего
Широким вдруг крестом перекрестила.

Бой догорал. Как злобные собаки
Брехали отступившие враги,
У выживших в безумной этой драке
В крови и грязи тонут сапоги.
А сколько тех осталось? Единицы.
Сегодня им, выходит, повезло.
Усталые, измученные лица —
Тяжёлое досталось ремесло.
Шинели, забуревшие от крови,
На ранах сбились свежие бинты.
А вот один склонился к изголовью:
– Я жив, браток! А ты?! Ну как же – ты?!
У командира сердце рвётся в клочья —
Опять зайдётся в горе чья-то мать —
Убита санитарка. «Как же, дочка,
Родным твоим об этом написать?»
Прогорклым дымом закоптилось небо,
И нынче тут не скошена трава.
Как вдруг – на автомат – белейшим снегом!
– А ведь сегодня праздник Покрова! —
Сказал боец. И было непонятно
Лет двадцать ему или пятьдесят.
Бой догорал. Враг повернул обратно.
Над страшной жатвой полыхал закат…