Наши запястья – в прах,
Наши движения – в звук.
Сердце морей – страх,
Дрожь ледяных рук.
Память сжигает ветер,
Волны зовут на дно.
Номер у нас третий.
Холодно и темно.
«Здравствуй, солнце мое. Слышишь меня? Здравствуй…»
Здравствуй, солнце мое. Слышишь меня? Здравствуй.
Я сказал бы: «Скучаю». Только, увы, нет.
Ты в чужой стороне, в землях своих царствуй,
Только хватит во снах ночью являться мне.
Только хватит манить, хватит меня помнить!
Мы не знали друг друга в общем-то никогда.
Мое дело – сжигать, дело твое – строить,
Заплетать синей лентой волосы цвета вина.
Ты послушай меня, пламя мое, слушай
И не смей отводить взгляда печальных глаз!
Мы друг в друге сгорим, выпьем до дна душу.
Мы чужие, поверь, нам не видать «нас».
Забывай меня, солнце. Даже не так. Забывайся.
Можешь в боли, в войне, но уходи к черту.
Верь в себя до конца и никогда – кайся.
Мое тело в огне, имя мое стерто.
Я потухший фонарь, сердце мое, знаешь,
Не ходи ты за мной, не повторяй меня.
Ты кричишь: «Всё равно!» Милая, не станешь
Целовать горький пепел, оставшийся от огня.
«Она закрывает все двери на прочный замок…»
Она закрывает все двери на прочный замок
И в старой железной шкатулке скрывает яд.
«А если решишься ступить на ее порог —
Живым не вернешься», – так мудрые говорят.
Она живет в речках и в самых густых лесах,
Она засыпает под стоны и плач небес.
Сияющий образ давно обратился в прах.
О ней не мечтай. Это глупо – желать чудес.
Она заплетает судьбы багровой лентой,
Что, кстати, прочней железа, стальных цепей.
Она всё смеется, играя, ей в радость это —
Душить таких слабых, но очень смешных людей.
Она убивает медленно, словно яд.
Без криков и шума. Она ненавидит кровь.
Тела застывают, душа и сердца горят.
Она наблюдает. А имя ее – Любовь.
«Сквозь лесную чащу ночью, по тернистым узким тропам…»
Сквозь лесную чащу ночью, по тернистым узким тропам,
В ледяной руке сжимая позолоченный клинок,
Он вперед спешит упрямо, вскачь коня пустив галопом,
За прозрачной черной тенью, что исчезла средь дорог.
Тень в ночи летит неслышно. Отливает лунным светом
Тонкий стан ночной царицы, привидения из снов.
Очи той лесной колдуньи всё сверкают желтым цветом.
Из воды соткала жемчуг, заклинания – из слов.
В темноте она исчезла, обратилась сном в тумане,
Набок голову склонила, улыбнулась краем рта.
Кто солжет лесной царице – пожалеет об обмане,
А посмевшего обидеть в тот же час найдет беда.
Рассмеявшись звонко, гордо, ведьма в мраке растворилась.
До чего же зауряден человеческий народ!
Столько лет одно и то же. Ничего не изменилось —
«Храбрецы» блуждают в чаще, тень глумливо кривит рот.
Ты забираешь без разбору всех подряд.
Туда, наверх, где ярко-красная заря.
Земля и небо рассыпаются – горят.
Ты устаешь порой от этого огня?
Устала я, устали и они
Бродить без толку облаченными в железо.
Полны кровавых сказок наши дни,
Полно несчастных судеб наше небо.
Мы не живые – мы без воздуха, без сна.
Нас так учили. Мы привыкли. Впредь
Мы не уснем, не досчитав сперва до ста,
Чтоб в этих снах безостановочно гореть.
И мы уверены: ты явишься на три,
Сверкнут холодным блеском твои латы.
Мы догорели, мы мертвы внутри.
Мы – раненые звери, не солдаты.
Ты улыбаешься и нам протянешь руку,
И мы, счастливые, отправимся с тобой,
Своими песнями развеем твою скуку.
Нам здесь не место – мы больны войной.
Больны войной и, к сожалению, заразно.
У нас в крови смешались сталь, вино и соль,
Для нас «дышать» – лишь исполнение приказа.
Ты вместе с жизнью забираешь нашу боль.
Земля и небо в этом пламени сгорят,
И мир устал уже от этого огня.
Ты забираешь без разбору всех подряд.
Так забери же поскорее и меня!
«Я уйду на огонь, а ты воротись домой…»
Я уйду на огонь, а ты воротись домой,
Запирай дверь на ключ, пой в тишине песни.
Не сиди в темноте и веселей пой,
Зажигай три свечи, молись о моей смерти.
Читать дальше