Вячеслав Иванов - Бывает. Современная поэзия

Мне говорил патологоанатом,
Который каждый день вскрывал тела:
«Исход у всех, по сути, одинаков,
Какою б жизнь различной ни была».

Он только устанавливал причину,
Которая к кончине привела.
Сама же эта самая кончина
Всего лишь только следствием была.

Я спрашивал его: «Не жалко разве,
Когда к тебе привозят молодых?»
Он отвечал: «По-своему прекрасен
Под лампой на столе любой из них.

Душа же – это выдумка религий.
Есть только истлевающая плоть.
В холодной этой комнате великий
Едва ли появляется Господь».

От слов его мне стало крайне тошно.
Но он заметил, делая надрез:
«Бывают исключения, возможно,
Ведь ты же под ножом моим воскрес».

О, изобилье
Минувших дней,
Где мы кутили
На сто рублей!

Бутылка джина
Одна на всех!
И беспричинно
Веселый смех!

А под гитару
И Чайф, и Квин.
Всё было даром
И по любви!

Всё было просто,
Как дважды два.
В дырявых кроссах
Гуляй-Москва!

В раскрытых окнах
Весна поет:
Что не пришло к нам,
Еще придет!

Ну, как слезами
Поможешь, мам? –
Не сдал экзамен, –
Так пересдам!

Там в среднем где-то
Попытки три!
Как жаль, всё это
Не повторить.

Дорога с серенькими избами
По обе стороны. Спешу.
Я под дождем иду на исповедь
Не в храм, а к старому бомжу.

Иван Степаныч горький пьяница.
Иду, бутылками гремя.
Иначе может заупрямиться
И вовсе гостя не принять.

Живет он в здании заброшенном,
Где находился сельсовет.
И место вроде бы хорошее.
Есть крыша. Хоть и окон нет.

– Степаныч, жив ли?
– Как иначе-то, –
И на лице его смешок.
И вот уже бутылка начата.
– Ну, сознавайся, в чем грешок? –

Мне говорит Степаныч ласково,
Как будто я ему родня.
Я пересказываю наскоро:
– Такое дело у меня:

С женой давно уже не ладится.
Сплошные ссоры третий год.
А тут одна в коротком платьице
Меня сама к себе ведет…

– Жена узнала-то? – задумчиво
Старик глядит и пьет до дна.
– Да нет… Но что-то очень мучает.
Но вот, что именно…
– Вина, –

Степаныч сразу вывод делает:
– Она любому портит «жись». –
И мне протягивает спелую
Большую сливу: – Угостись!

– Так что же делать? –
Улыбается
Старик и снова пьет до дна.
– Прости себя. Не мог ты справиться
С собой, но если есть вина,

То значит быть тебе с супругою.
Купи красивых ей цветов.
Свози куда-нибудь на юг её,
Будь мужиком, в конце концов.

У женщин души очень хрупкие.
Им нужно сильное плечо.
Касайся чаще губ и рук ее,
Не упрекай ее ни в чем.

Начни всё заново. Пока еще
Не поздно! Всё ведь знаешь сам! –
Какой советчик из Степаныча?
Но верю я его словам.

Дорога с серенькими избами,
Дождь моросит, и далеко
Еще до станции, но издали
Я вижу свет, и мне легко.

Мой старый друг живет в Крыму,
В поселке Новый Свет.
Впервые еду я к нему
За семь последних лет.

Другой у поезда маршрут,
Дорога – подлинней.
И, может, скоро, коль не врут,
Построят мост на ней.

И встретил старый друг с утра
На станции меня.
Я нужных слов не подобрал,
И говорю, обняв:

– Ты русский волею судьбы!
Как звать тебя хохлом?
А он смеется: – Так и быть,
Пущу кацапа в дом!

И где-то там, во тьме лиловой,
Забрезжил крайне тусклый свет,
А в нем – сотрудница столовой,
Где харчевался он в обед.

На полуострове Рыбачий,
Где в основном рабочий люд,
Она трудилась на раздаче,
Как подобало, рыбных блюд.

Ей мог понравиться не всякий,
Но вот, с улыбкою немой
Оттуда, из семидесятых,
Она смотрела на него,

Как будто дав ему согласье
На то, что он не предлагал.
Он встрепенулся в одночасье,
И свет как будто замигал.

Очнулся – знать, еще не скоро
Ему в Рыбачий на покой.
И пахло так из коридора
Валокордином и ухой.