Борис Марковский - «Я напишу еще одну строку…» Избранное

Листая страницы
давным-давно прочитанных книг,
не вспоминал ли ты
о далеких и теплых морях?
О кораблекрушениях?..
Вспоминал?
Я тоже.
Желтые корешки
давным-давно прочитанных книг,
как последняя улыбка детства,
как прощальный привет,
как напутственное слово:
«Иди!»

Я у дороги выпрошу прощенье,
прости, я не пошел, куда звала.
Все не давали вырваться дела,
не отпускали цепкие сомненья.

Но я уйду, оставлю все, как есть,
куда ведёшь, не ведая, но зная:
куда б ни привела – не нужно рая,
спасибо, что вела… Сквозь ночь,
сквозь лес,

сквозь крик совы в лесу моих сомнений,
сквозь повторенья, мимо, наугад…
Я у дороги попрошу прощенья!
Я ухожу, я не вернусь назад.

Учусь, беру уроки
у дятла, у сороки,
учусь у пня седого
и у ручья лесного.

Учусь у опушек, лужаек,
приглядываюсь к перелескам,
с каким-то иным интересом
себя в тишину погружаю.

Гоняюсь за сквозняками,
не дожидаюсь сдачи.
Мир повернулся иначе:
дверь говорит стихами.

Или – плывут из окон
высокие звуки клавиш…
Мелодии маленький краешек —
будто губами потрогал.

Но если спросят: «О чём
вы пишете?» – что ответить?
О чем говорит ветер
вон там, у дороги, с кустом?

Эти давние запахи,
эти губы припухшие,
и упавшие запонки,
как у древних – оружие.

И метель, что за окнами
обрастает сугробами.
Приоткрылись и дрогнули
ваши губы: «Попробуем…»

Ну давайте попробуем,
всё, что было – забудется.
Голубыми сугробами
пусть уляжется улица.

Пусть навалится мамонтом
ночь немыслимо нежная…
Все равно мы обмануты,
все равно без надежды мы.

И свеча догоревшая,
и вино недопитое…
Вы красивая, прежняя,
только больно, обидно вам.

Только слезы ненужные
по щекам вашим катятся,
две большие жемчужины —
или мне только кажется,

или снится мне всё это:
ваших губ очертания,
ваши дивные волосы,
ваше злое отчаянье.

Позабытые запахи,
дорогие, ненужные,
и упавшие запонки —
две большие жемчужины.

Вот, кажется, осилил ремесло.
Никто не застрахован от ошибок.
Живу без отличительных нашивок,
в карманах пусто, на душе светло.

Вот, кажется, и молодость прошла…
Чего же им, проклятым, не хватает,
моим стихам, что словно свечи тают,
едва их убираю со стола?

Я поселю тебя в стихотворенье,
здесь будет всё не так, как у людей.
Ты улыбнешься выдумке моей,
напомнишь мне о вечности, о тленье

и скажешь так, задумчиво тиха:
«Ну что ж, квартирный разрешен вопрос.
Да, я согласна жить в твоих стихах…
Вот только мы опять без папирос».

Давно так плодотворно не молчалось.
Уж, думал, не отважусь, а пришлось…
Как старый плащ, отброшенная злость,
да за полночь стихи, казалось, малость,
да крепкий чай, да запоздалый гость…
Ах, если бы и ты тогда осталась!

Прощай, расшатанный покой.
Пока, как окрик за трамваем,
пока, как всплеск волны скупой,
мимо копеечного рая,

мимо простуженной листвы —
как кисти рук скрестятся ветки,
сомкнутся каменные львы,
сойдутся лестничные клетки…

Калитки скомканная тень,
листвы споткнувшейся смущенье,
и я, как чье-то порученье,
вычеркиваю новый день.

Две параллельные прямые,
из детства в будущее след.
Пятнадцать пролетело лет
с тех пор, как мы лыжню прямили.

Случайно купленный билет
не вы ль, случайно, обронили?
Две параллельные прямые.
Снежинок тоненький балет.