Виктор Балдоржиев - Молнии во мгле!

Отмерил народный судья…

Народней народ год за годом,

Хотел он, наверно хотел он судить.

Но я не хотел быть народом,

Меня заставляли им быть!

А солнце сквозь тучи светило,

А травы цвели по весне…

Никто за меня не стыдился,

Но не было стыдно и мне!

С лучами сдружась золотыми,

Качались деревья, смеясь.

Я знал – между мною и ими

Есть явная, кровная, связь…

Как вождь завещал – на заводе

Кладу я кирпич на кирпич.

Хорошая нынче погода,

Хороший напарник мой – бич…

А что еще надо? Так вышло:

Рожденный в бездушной стране,

Стремясь быть и лучше, и выше,

До гроба прописан на дне.

Мой мент, белобрысый парниша,

Смотрел на меня свысока,

Хоть знал – он ни ниже, ни выше,

Такого, как я, – дурака…

Пусть разные мы на планете,

В одном; мы, конечно, равны:

Мы все здесь сироты и дети

Своей умерщвленной страны.

И я вас люблю беззаветно,

Любовью больной и большой,

Так любят бездомные дети

Наивной несчастной душой…

А детство, попробуй, убей-ка!

Люблю, бескорыстно притом,

Наглей комсомольской ячейки,

Наглей, чем правдивый партком.

Лишь только бы помнить, что с вами,

Как с дальней звездой, что искрясь,

Призывно мне светит ночами,

Есть явная, кровная, связь…

Так каких же чудес ожидал ты в пути,

Что за блага тебя искушали?

А теперь мы не можем друг друга найти,

И тебя – будто в рабство продали…

Так каких же ты благ в дни великих потерь

Ожидал от речей и ГУЛАГа,

И какому кумиру ты служишь теперь,

На какие надеешься блага?

Где сейчас, хитромудрый, плутаешь впотьмах,

И к каким ты прикован галерам?

Ожидая тебя, я стою на часах,

Мой товарищ… Без чести и веры…

Пусть друзья, втянувшись в скорлупу,

С опаской наблюдают за тобой.

Не вини в беде своей судьбу!

В беде познал ты дорогой ценой –

Какая гниль под белой скорлупой!

«Значит – репортаж. Чабанский только.

Пьем и выезжаем вчетвером.

И еще – который с «Комсомолки»,

С комсомольским рваненьким рублем.

Ехали по грейдеру и тракту.

(А похмелье жуткое у всех!)

Приезжаем: как, чего и как тут,

В чем секрет успеха, в чем успех?

Говорит хозяйка очень мило,

Что сейчас идет у них окот.

Режиссёрша юная, Людмила,

Стала все записывать в блокнот.

Говорит хозяин очень мило,

Что сейчас идет у них окот,

Режиссерша юная, Людмила,

Достает второй уже блокнот.

И сынок хозяйский, редька с хреном,

Тоже буркнул что-то про окот.

Глянул на Людмилины колени

И раззявил мокрый красный рот.

Тут овцу зарезали нам скоро,

И бутылки выставили в ряд.

Петька стал отщелкивать затвором,

Наводить германский аппарат.

Было все пристойно, по-советски,

Пили долго, Петька все снимал,

А потом всхрапнул он молодецки

И диван хозяйский обоссал…

Обоссал и ладно. Не украл ведь.

Хорошо, что молча отжурчал.

Комсомолец в курьем спал пуху весь,

Ни костюм, ни галстук не снимал.

В полночь вдруг хозяева вскочили,

Редька с хреном съездил за вином,

И смотрел на пьяную Людмилу

Красноглазым дерзким стрекозлом.

Провожали долго бедолаги,

Петька все хозяев обнимал.

Эх, да не заехать бы в овраги,

Эх, да сдать скорей материал…

Мучительными вертим жерновами,

Кромсая догмы вдолбленных идей.

Наполнен воздух фразами, словами,

Когда-то живших на земле людей!

С трибуны нам втолковывают тексты,

Но где-то средь сонливой тишины

Мы видим протестующие жесты

И контуры неясные в тени…

Каков их путь за мыслью и за плугом?

В одной земле покоится их прах -

В могилах безымянных по-над Бугом,

В колымско-забайкальских лагерях…

Друзья-коллеги! Добренькие люди!

Заботливо следы их замели!

И мыслить разучив нас абсолютно,

На их костях трибуны возвели…

По мотивам старинных бурятских напевов

(1993 год)

Разгорается ночью огонь в очаге,

И старик начинает вести улигер…

А глаза у детей восхищенно горят,

И у смуглых мужчин загорается взгляд.

И девчата вздыхают.Старухи в тиши

Повторяют молитвы слова для души.

А над озером Бальзино светит луна,

К Алханаю волну погоняет волна.

И волнуется шумно Сосновая Рать,

Чтоб у Батор-горы вновь дозором стоять.