Виктор Балдоржиев - Молнии во мгле!

В Землю. Или Время меня предает

Забвению, как ненужный элемент

Отжившей и отстрадавшей свое Эпохи?

Вместе со мной уходят в небытие

Плещущие в гулких моих отсеках

Голоса. Звонкий смех токаря Иванова.

Добродушный бас колхозника Сидорова.

И срывающийся фальцет очкарика-филолога

Петрова. Мы отстрадали с лихвой за все

Грядущие эпохи вперед. Это я говорю

Вам точно – старый военный дот.

Долговременная. Огневая. Точка.

А на нас ведь продержались когда-то

Вся Россия и мир на этой грешной Земле.

Что там сегодня слагают ваши Поэты.

Мыслями растекаясь по древу, и пытаясь

Коснуться чувств сокровенных? А бывало -

Конопатый Иванов пел: «Тучи над городом

стали. В воздухе пахнет грозой. Далеко за

Нарвской заставой парень идет молодой» молодой».

И подмигивал при этом озорно.

Добродушный Сидоров знал только: «Три

Танкиста, три веселых друга». А Петров

Корпел над стихами. Накатывало на него.

И прятал от начальства важного очки и -

Блокнот. Звали ребята его Профессором.

Любили мальчишку-очкарика одногодки.

Хоть и были его родители « «Врагами народа».

Такие тогда гуляли слухи…

А иногда они замолкали надолго. И.

Бесшумно открыв мои стальные люки.

Всматривались через амбразуры

В светлое ромашковое поле. Прищурив

Глаза, ловили в перекрестии прицелов

Какую-то невидимую цель. А когда

На маневрах долбили в мои бока

Учебными болванками, то душа уходила

В пятки у сержанта Иванова, над чем

Добродушно подшучивал рядовой Сидоров.

И от души возмущался интеллигентный

Ефрейтор Петров. А Иванов посмеивался

Над своими страхами. Но глаза его

Странно темнели, смотря в амбразуру.

И пронзительная вокруг была тишина…

2

Лавиной на нас, дымя газойлем, на-

катывались танки. Ливнем сыпались бомбы.

И лопались оглушительно. Ребята били

Короткими. Мал был боезапас. И СВТ у них

Клинили после третьей обоймы. На

Парадах, конечно, были они хороши…

А над русской равниной – шинельные

Скатки, мельканье обмоток, да стальное

Мерцанье штыков. Контратакуя, они

Кричали «За Родину!» И еще за кого-то

Монументального. Хрипло они выкрикивали

Его короткое, как выстрел, холодное, как

Железо Имя… Но справедливости ради

Надо добавить: с именем этим им и

Смерть была не страшна. На то – война!

Откуда на той высотке – бронеколпак?

Мазали наши «сорокопятки». а МГ поливал

Свинцом. Вдруг на желтый пляшущий огонек.

Извиваясь ужом, пополз с гранатами Иванов.

У которого душа уходила в пятки…

И когда он привстал (далекий!) в обзоре

Амбразуры, откуда смотрели его друзья.

Показался вдруг Иванов маленьким…

Пламень все продолжал содрогаться.

И пули косили бойцов на ромашковой

Равнине… Щупленький Иванов вдруг

Встал во весь рост. На мгновенье

Прикрыл я люки-глазницы. А когда очнулся

То раскатывались над равниной хриплые

Маты и рокочущее грозное – «Ур-рра-раа!»

И шинельные скатки, обмотки. Да холодные

Жала штыков. А в гулких моих отсеках

Рыдал, содрогаясь. Сидоров и неумело

Матерился очкарик Петров, припав

Небритой щекой к СВТ, которая клинила.

чёрт! после третьей обоймы. На бреющем

Выли самолеты со свастиками на брюхах…

«Сорокопятка» огрызалась остервенело.

А мы били короткими. По извилистой

Серой дороге катилось, подпрыгивая.

Тележное колесо. И ржали испуганно

Где-то артиллерийские битюги…

«Мессершмидт», не жалея боекомплекта.

Пикировал на одинокую женщину. И ветер

Железный трепал ее русые, пышные, волосы.

Шли, урча, на восток тягачи и машины.

Сторонясь моих амбразур. А ребята

Стреляли короткими. Но когда у нас

Кончился боезапас, немцы придвинулись

Вплотную и глазели, смеясь, в пустые

Глазницы мои… А в отсеке стонал

Раненый Петров, и готовил связки гранат

Добродушный рядовой Сидоров. И сказал

Он обычным своим хрипловатым голосом:

–Прощай, брат Вилор 1 1 ВИЛОР – Владимир Ильич Ленин. Октябрьская революция. . -(Имя такое

странное было у юноши). А Петров

Нетерпеливо показал глазами на выход -

Идем же, пора! В гимнастерках просоленных

И окровавленных вышли они навстречу

Загомонившим врагам. И к солнцу…

А когда оккупанты, любопытствуя.

Подошли и окружили их, вдруг ахнул

Над русской равниной, качнув тишину, взрыв.

Смертельный и торжествующий! И тугое