Андрей Шаргородский - Принципиальное отличие от нуля (сборник)

– Ну, ты представляешь, что мы будем делать с этим медведем, когда он вырастет? – спросила мама у отца, чуть не плача.

– Что-то придумаем, я буду искать зоопарк или цирк, где ее возьмут, а пока ни в Ухте, ни в Сыктывкаре – нигде, куда мы дозвонились, медведей не берут. Я три часа в конторе искал, куда ее пристроить. Мы прямо с охоты заехали в контору и кумекали, что с ней делать. В это время Машка, так прозвали ее мы с отцом, смешно зарычала и начала завывать.

– Есть хочет, давай ей манную кашу сварим, что ли, – отец погладил ее, и она замолчала.

– А я ее покормлю, – впервые вставил я свои пять копеек.

– Я тебе покормлю, – почти закричала мама, – она хоть и маленькая, а руку или пальцы откусит легко. Ты соображаешь, – мама кивнула на меня и повернулась к отцу, – ему 11 лет, он же не сможет не лезть к ней, а потом друзья придут – обязательно что-то да случится.

Мама встала и пошла на кухню, наверно, готовить кашу. Отец сидел растерянный, еще даже не раздевшись после охоты. Я подошел к Машке и потихоньку стал ее гладить. В ответ она стала лизать щекотно мне руку. Отец стал раздеваться.

– Черт, как же мы не увидели, что там был медвежонок. Хорошо, что мясо убитого медведя домой не принесли, тогда бы нам точно досталось от матери, – только он это сказал, как в дверь постучались. Это был дядя Сережа с дядей Витей – папиным водителем.

– Андреич, мы это, разделали, вот ляжка и хребта чуток, шкуру содрали, завтра доделаем. Как, Томка, рычит? – отец кивнул. – Ладно, мы побежали, сегодня не до ста граммов. Дверь захлопнулась, отец понес мясо в холодильник.

Через месяц все улеглось. Машку поселили в сарае, который стоял на улице возле склада с углем, посадили на цепь и кормили отходами из столовой, которая была от дома метрах в ста. Надо сказать, что жили мы в отдельном вагончике на самом берегу Печоры. В метрах десяти от сарая начинался большой обрыв прямо до реки. Кругом стояли ели и кедры. Вообще Вуктыл мне нравился. Еще 3 месяца назад решали, как будем жить – отец получил назначение на Вуктыл, а мы жили в Ухте, по нынешним меркам расстояние не большое, но тогда нужно было переезжать. Естественно, мама не хотела менять уютную трехкомнатную квартиру на отапливаемый углем вагончик без особых удобств, но, как я уже сейчас понимаю, финансовая сторона перевесила. Платили на Вуктыле больше, ну, а мне, пацану, тут было полное раздолье. Под «домом», как я уже стал называть наш вагончик – отличная рыбалка, грибы росли в трех метрах от порога, ну, а охотиться было вообще красота, дичи было вдоволь, а меня уже отпускали одного в лес с моей одностволкой – как никак с семи лет уже охотился с отцом.

Машка росла, я ее постоянно подкармливал сгущенкой. Ребята по секрету приходили ко мне после школы, когда родителей не было, и тоже давали ей сгущенку с пробитыми дырками в крышке, а после хохотали, как она смешно пила его. К весне Машка уже подросла, и я уже к ней на территорию не заходил, боялся. Когда отец ее кормил или убирал за ней, она игралась с ним и часто валила его на землю, а затем лизала его лицо. Первый тревожный звоночек прозвенел в начале мая. Мы с семьей на майские праздники полетели на вертолете в Ухту – как же было пропустить демонстрацию. Там пробыли три дня. За Машкой смотрел дядя Юра – отцовский товарищ. На третий день дядя Юра ее не покормил (хорошо гулял 1-е и 2-е), и наша Маша, зная, откуда ей носят кушать (столовая ей очень хорошо была видна), рванула туда, разорвав цепь. В это обеденное время людей было много, все толпились возле раздачи, как тут вошла наша Маша. Как рассказывали потом – люди через окна вылетали словно пробки, и хотя все были уверены, что Маша не тронет, тем не менее, кушала она в гордом одиночестве, после чего пошла спокойно спать в свой сарай. Прибежавший на крики людей дядя Юра не дал разгоряченным мужикам ее пристрелить. Отец получил втык, и опять начались поиски зоопарка, но медведей не брали. Второй и последний звонок прозвенел через два месяца, когда я решил пойти на рыбалку. Я уже не раз ходил на речку ловить рыбу и всякий раз, когда возвращался, первым делом нес Машке рыбу. В этот раз она меня не дождалась. Цепь выдержала, а вот столб, к которому она была привязана – нет. Надо сказать, что на севере в июле жара доходит до 25 и 30 градусов, поэтому весь берег был усыпан отдыхающими, которые загорали (ветерок сдувал комаров), а самые смелые купались, хотя вода и была холодная. В общем, тут появляется Маша. Паника была страшная – купались все, причем многие били мировые рекорды не только в беге, но и в плавании. Я увидел это все после того как услышал крики. Машка, накупавшись, убежала в лес. Отцу опять досталось, но все надеялись, что она ушла навсегда. Нет, через дней семь она вернулась и стала бить лапой в окно. Хорошо, что отец был дома. Он ее покормил и вдвоем с прибежавшим дядей Юрой привязали ее. Этой же ночью, когда я уже спал, ее погрузили в машину и отвезли в лес. Застрелил ее из пистолета начальник местного отделения милиции. Мне сказали, что ночью ее забрали в Ленинградский зоопарк. Так бы я и не узнал правды, если бы не случай на охоте через год. Случайно в отца попала пуля, когда они охотились зимой на медведя шатуна, который не спал и пугал людей в близлежащих поселках. Рана оказалась серьезной, пуля вошла в тазовую область. Когда отца везли в больницу, он потерял много крови и уже в больнице, теряя сознание, сказал дяде Вите: «Быстро домой, вези желчь, Тома знает». Отца прооперировали, и после выписки дома был банкет. Подвыпив, произнесли тост за нашу Машу, которая дала желчь, которая очень помогла выздороветь отцу. Потом уже я узнал, что до сих пор она ценится на вес золота и обладает уникальными свойствами. Ну, а я, проревев двое суток и осознав произошедшее, до сих пор запомнил бедную Машу, нашу Машу…