Никола Хобзенский - Моя свобода

Ты простила меня, я-то знаю.
Только как же себя мне простить,
Что стеснялся тебе, дорогая,
О любви о своей говорить?!

Как прекрасны из детства минуты!
Дождь с грозою напомнили мне:
Бегал я под дождём необутый
По прогретой на солнце земле.

Капли крупные лужи бомбили,
Содрогал страшный гром небеса.
Тучи чёрные землю накрыли,
Вспышки молний, раскаты, гроза!

«Это Боженька мчит в колеснице, —
Говорила мне мама, смеясь, —
Поливает из лейки землицу,
Чтоб пшеница и рожь поднялась.

И тебя поливает, сыночек,
Чтобы вырос красивый, большой».
Мама, мама – святой уголочек,
В огрубевшей душе и больной.

Как гром грохотал, я спросонок всё слышал.
В то летнее утро был сладок мой сон.
Гроза, крупный дождь барабанил по крышам.
Безоблачным счастьем наполнился дом.

Хоть детство моё голожопо, разуто,
Зато сколько было заботы, любви.
Мне врезалось в память дождливое утро…
Родители молоды были мои.

Вот время летит – я старею, наверно.
Всё чаще и ярче те детские дни…
Когда я был счастлив любовью безмерной,
Что мне бескорыстно дарили они…
Родители!

По стволу, помню, прыгала белочка,
Похваляясь своей красотой.
Улыбалась ей юная девочка,
Заплетая косу под сосной.

Где ты, детство моё васильковое?
Облаков ледоход в небесах,
И зима по-сибирски суровая,
И весна в ручейках и цветах,

И дорог колеи непролазные,
И сугробы до крыши, и наст.
От мороза носы, уши красные,
И румянец на детских щеках.

По колено подшитые валенки…
Ну а летом – уже босиком.
Посиделки с отцом на завалинке
И походы за клюквой с ружьём.

Я помню, как играли в детстве в жмурки,
Как по мосткам носился босиком,
Как не любил с картошкою ошурки 7 7 Ошурки (диал.) – поджаренные кусочки сала. ,
Коль жарили на сале, на свином.

Я помню, как бежал с разбитым носом,
Ревя, до дому, километра три,
Кладбищенской дорогой, по заносам,
Под горкой бросив саночки свои.

Как в ледоход катались мы на льдинах,
И провалился подо мною лед,
Но не погиб я в ледяных пучинах,
А, словно рыба, выпрыгнул из вод.

Кто спас меня? Приятель удивлялся,
Каким был неестественным прыжок,
Он в ту минуту очень испугался,
Я не успел – наверное, был шок.

Обледенелый, в дом родной примчался,
Одежду снял и спрятал в гардероб.
Хотелось, чтоб никто не догадался,
Что весь промок и бьёт меня озноб.
Так наказанья мамочки боялся,
Что влез на печь, забился в уголок.
Прихода её в страхе дожидался,
А вдруг она поймёт: тонул сынок.

Вопросом же спасенья не задался
И не извлёк из этого урок.
Какое чудо в том, что жив остался?
Не верил в чудеса я – сам же смог!

Спустя года, подумал: Бог помог!

Память красна:
Чувства взахлёб.
Март и весна,
Талый сугроб.

Шустрый ручей,
Тающий лёд.
Жаром лучей
Солнце печёт.

Пар от земли,
Запах цветка.
Током любви,
Стук молотка.

Сердце в висках.
Смелый прыжок.
Не в облаках —
Мордой в песок.

Детство моё,
Слёзы – не смог!
Боль. Забытьё.
Мама… Озноб.

Доволен, благодарен я безмерно,
По жизни мне всегда во всём везло!
В добро, во благо превращалось зло,
Хоть поведенье не было примерным.

А было ль зло? Скорей, лекарство это:
Когда врач причиняет боль порой
Иль заставляет горький пить настой,
Следит за соблюдением диеты.

Хоть логика судьбы и «витьевата»,
Но худа не бывает без добра!
За глупость, за порочные дела
Вся наша боль – как некая расплата.
Не виноваты в этом доктора.

Я оставлю заботы свои,
Понесёт меня жизнь, понесёт.
Потянулись на юг журавли
Снова осень, кончается год.

Что же ждёт меня там, впереди?
Что же осень с собой принесёт?
Не брани ты меня, не кори,
Я устал от ненужных хлопот.