Array Антология - Цвет алый

Это можно напеть, если очень захочешь,
Или с надрывом громко читать,
Выбрасывать в воздух густой и непрочный
Впопыхах зарифмованный смрад.

Это можно читать с листа и на память,
Пальцами дергая складки жабо,
Или нашептывать, вмиг забывая
Строк и созвучий лицо.

Это можно забыть, это можно запутать,
Исписаться и рукопись сжечь.
Можно сыграть шута или плута
И голову сбросить с плеч.

Я просыпалась. За окном гремело,
Иголки вскользь наметывали лужи,
И чьи-то руки рисовали мелом
Узоры тысяч разноцветных кружев.
И чьи-то пальцы разметали листья,
Взъерошив головы рассветных кленов,
Ответив сотне безответных писем,
Упрекам беспробудных почтальонов.

Я просыпалась. Холодело небо,
Покрытое растрескавшейся коркой
Мучных, белесых облаков незрелых,
Живущих на рассвете так недолго,
Влекомых солнцем, солнцем же согретых —
Оно лучами расчесало просинь.
Я думала, что это было лето.
Я ошибалась. Начиналась осень.

Переливаясь сонмами созвучий, плыву в небытие
беззвучной черноты вселенной, объятой светом звезд.
И падаю. Последнее паденье среди тонов, полутонов
оттенков и запахов, вползающих змеей
в меня, мое всеощущенье и бесконечность цветобытия
в пространстве-времени, в сети вибраций
и ароматогаммах,
в разбуженном уме слагающих слова
в калейдоскоп картинок и абстракционов,
струящихся сквозь веки, через пальцы
и рушащих все планыпланыпланы.
И чувствами снимая цепи с рук, я погружаюсь,
И я часть вселенной, покоящейся вечно на струне.
Я вижу звуки, слышу запах света и в свете таю.
Плыву в беззвучной темноте вселенной,
И свет во мне.

Вдыхаю запах стынущей воды,
Он подплывает к самой кромке неба,
Сегодняшний нелепый поводырь —
Он говорит, куда забросить невод,
Чтоб выделить охапку желтых лап,
Кружащих под колесами трамвая,
Кружащейся как будто невпопад
Шкодливой разноликой стаи.

К воде крадутся вспышки пленных ламп,
И от воды плетется паутина,
Которая разделит пополам
Мой мир и пруд, что еле слышно стынет.

Все, что я могу тебе дать, —
это только слова.
хлестать ими по лицу,
прикасаться небрежно.
а поймаю твой взгляд опять —
и едва ли жива.
я, как узник, стою на плацу.
экзекуция – нежность.

и внутри обрывается все,
забываю дышать.
сердце с уханьем падает вниз
переполненным лифтом.
ты красавец, мудак и козел,
но какая душа!
может, это любовь? извини.
мои мысли убиты.

все, что я могу тебе дать, —
это только слова:
провести невзначай по щеке —
будто в прорубь шагнуть с разбегу.
ни за что не решусь живьем.

обожаю минуты, когда
я в истоме и легкой тоске,
и ласкаю своим жестковатым,
полулитературным твое
набухающее от важности эго.

p. s. мои жесты всегда – почти.
мои взгляды не терпят жалости.
мои строки просят: прочти
и молчи. и молчи. пожалуйста.

если ты блюдо,
то я последний гурман,
вконец потерявший рассудок.

если ты дурь, то
я сторчавшийся наркоман:
исколотой куклой вуду
шатаюсь в поисках дозы.

если ты лихорадка —
то я безнадежный больной,
но боль моя стала сладкой
и даже почти родной.

а если совсем серьезно —
ты все, что во мне осталось,
и я не жду ничего.

но если любовь – это танец,
то я хочу, чтобы ты вел.

пока модели едят свое ничего на ужин,
а толстухи завистливо смотрят в витрины кафе,
я отчетливо осознаю: мне никто не нужен.
даже ты. жаль, не мой, но любимый трофей.

я готова была отдать свою лучшую музу,
получив тебя настоящего вместо нее.
я готова была разгребать твой душевный мусор
и по-детски бояться остаться вдвоем.