Любовь Звягинцева - Ищу повод жить (сборник)

Все одобрительно загудели.

– Молодец, Чукина! – обрадовалась методист и облегчённо выдохнула. – Слава Богу! Один вопрос решили. (Она немного помолчала.) А теперь насчёт шпаргалок. Где Тютюникова Татьяна?

– Я здесь!

– Смотри, Тютюникова! Чтобы завтра без фокусов! Вечно из тебя шпаргалки летят в разные стороны. Да… юбку надень подлинней. И с походкой поаккуратней.

– Ольга Николавночка! – нараспев пропищала Тютюникова. – Юбку длинную я уже сшила. Завтра сами увидите. Так что будьте Споки! Всё будет пучком!

– Я успокоюсь, когда вы дипломы получите. Вот тогда будет действительно всё путём, – устало проговорила Ольга Николаевна.

Она хорошо понимала молодёжный сленг и свободно переводила его на литературный язык.

И вот наступил ответственный момент!

Комиссия вошла в аудиторию. Сердитая женщина в очках (представитель из министерства), увидев плакат над доской, одобрительно кивнула и что-то пометила в своём блокноте.

«Слава Богу», – с облегчением подумала методист.

Экзамен проходил без сучка и задоринки и даже немного скучновато. Комиссия даже украдкой позёвывала, если бы… не Тютюникова Татьяна.

Она, дождавшись своей очереди, стремительно приподнялась со стула, демонстрируя свой порыв, а заодно и новую длинную юбку, и решительно «пошла в наступление» на комиссию.

Увидев среди экзаменующих Ольгу Николаевну, которая входила в состав комиссии, Тютюникова вспомнила указание насчёт походки и резко затормозила.

Юбка Татьяны произвела размашистое движение, и… кленовым листом в воздухе закружилась шпаргалка, с шелестом спланировав на пол напротив методиста.

Комиссия замерла. Аудиторию обволокла густая тишина. Стало слышно, как трепещет от лёгкого сквозняка паутинка между рамами. Немая сцена длилась несколько секунд, но всем показалось, что прошла вечность.

– Ой! Ольга Николаевна! У Вас здесь бумажка то упала! – радостно вскрикнула Тютюникова, словно нашла кучу денег, и, сделав реверанс перед комиссией, картинно наклонилась, подняла листок и с обворожительной улыбкой положила его перед методистом.

– Спасибо… – растерянно пролепетала та и поспешно накрыла лист бумаги ладонью, словно шустрого таракана, который может сбежать.

Тютюникова тем временем, не дав никому опомниться, схватила стул и уселась напротив насторожившегося мужчины со вспотевшей от волнения лысиной, спросив:

– Можно? – и, не дождавшись ответа, постановила: – Я здесь сяду.

Широко разложив по всему столу свои бумаги, она начала, словно учительница, «объяснять» комиссии свой билет, не забывая при этом периодически улыбаться.

Мужчина вытер пот с багровой макушки, смущённо кашлянул и начал сосредоточенно слушать Тютюникову изредка отвлекаясь на нечаянно образовавшуюся прорезь в её кофточке.

Комиссия зашевелилась, зашуршала, зашепталась… в общем, оживилась, словно после приятного антракта с перекусом и тонизирующими напитками. Одним словом, заработала. Всё пошло своим чередом.

И только Ольга Николаевна ещё долго сидела с остекленевшим взглядом, боясь пошевелиться. Она своей ладонью закрыла шпаргалку Тютюниковой, стараясь раздвинуть пальцы как можно шире, словно пряча текст от желающих подглядеть, а затем, улучив момент, украдкой спрятала преступный листок в свою папку.

На следующий день, когда экзаменационные страсти были позади, все активно взялись за подготовку выпускного вечера.

Девушки столпились около деканата, ожидая самого любимого преподавателя – Любимова Евгения Михайловича, привлекательность и обаяние которого давно уже пленили сердца всех женщин института, включая даже пожилых гардеробщиц.

Говорят, на вкус и цвет товарища нет, но этот мужчина был таков, что «удовлетворял» все вкусы, так как каждая женщина, помимо яркого облика, видела в нём своё, подходящее только ей одной.

Увы! Он был один, а «подходящих» женщин – много. И поэтому им приходилось утешаться односторонней любовью на расстоянии.

В конце длинного коридора появился всеобщий любимец.

– Смотрите! Идёт!

– Ой, девочки! Ну до чего же он хорош! Я сейчас умру!

– Хорошо-то как! Одной соперницей будет меньше! Только умирай поскорей, пожалуйста.

– А вот лично я умирать не собираюсь. Век бы любовалась им.

– Что толку от любования?! Я бы всё отдала за один поцелуй с ним!

– Разве тебе есть чего отдавать? Ты же замужем два раза была.

– Уж чья бы корова мычала! У самой-то: муж и двое детей! Не стыдно на чужих мужиков глазеть? Вот я, как разведённая и свободная, имею право.