Андрей Устинов - Ноктюрн

Но вопрос. Кроме музыки и стихов, которые исходят от тебя, как от звезды, как в той песне I am radiant – ты еще просто очень красивая девчонка, и я очень тянусь к тебе на физическом уровне. Просто коснуться рук твоих, обнять… и очень хочу просто поцеловать тебя наконец.

И вот здесь – ты немножко робеешь, я вижу. И я спрашиваю, потому что очень боюсь как-то быть… как бы, есть хорошая настойчивость и есть слишком…

А ты… за эти три дня я знаешь что понял про тебя? Что внутри – ты ужасно, ужасно робкая и хрупкая, действительно принцесса эльфов в мире не слишком деликатных людей. Я тебя очень люблю, я не боюсь этого чувства, но я очень боюсь оказаться… слишком небрежным с тобой. Может быть, я и неплохой менестрель, но ты-то все-таки принцесса )

Ну вот… столько слов написал, теперь наконец отважно спрошу прямо: можно будет тебя поцеловать в воскресенье?

Музыка и стихи )

Я даже не знаю, насколько тут важны слова, а скорее – только звуки. Они и есть музыка. Как, представь, ты бы не знала русского и просто слушала неизвестного поэта. А – если интересно – это мы с тобой прощались под фонарями, и твое дыхание сияло в прохладном воздухе, как дыхание твоей души.

Золотистых ресничек печаль,

И прощания нежная скованность,

Из-под шапочки вьющийся волос

Зацепил за Луну невзначай…

И где тает с обветренных губ

Неуверенное дыханье,

В каждом вздохе – ты новая тайна,

И мечта, и болезнь, и любовь.

Наташа, Наташенька… тогда в метро… надо было и правда обнять тебя и никогда-никогда не отпускать )

Целую родная, уже скучаю, конечно, и очень жду воскресенья.

Видел тебя сегодня во сне несколько раз

Целую…

а вот во сне ты мне уже ответила )))

напишу еще вечером, мой хороший

люблю тебя

Привет… А что я почувствую – легко угадать )

Та же робость… Не робость в смысле нерешительности, нет. Говорил сегодня с Витькой – нелегко было. Погрустили с ним о прошлом, которое он тоже помнит, но которое осталось где-то в былых вёснах.

А робость – в смысле нежности. Знаешь же, что завтра Масленица, и проводы всего прошлого? И хотя веточки краснотала еще ожалены кой-где инеем, но там под инеем – полнятся уже новым теплом листвяные рубцы. Как будто – полнятся твоим именем, чтобы к Вербному дню из красной ночной почки (их до рассвета надо собирать и поместить в специальный "теремок") ты распушилась и вышла ко мне красной ласковой девой, любимой навсегда.

До завтра, Наташа!

Наташик…

4 часа до свидания )

Не знаю, может быть позже прочитаешь – просто о том, как ты всегда, каждый день, чуть начинаю мечтать – всегда неожиданна, как настоящая любовь

Мы давно не скворчащие дети,

Облепившие солнечный клен,

И косицы твоей на рассвете

Не расплел я девический лен…

Отчего ж твои губы трепещут

И слезою размылись черты?

Оттого ли, что в песенке вещей

Навсегда неожиданна ты?

Прости, не могу удержаться )

Люблю тебя

Наташа, любимая…

То, что было, – очень чисто и хорошо. И дальше будет так всегда.

Потому что Двенадцатая ночь – это языческий праздник Йоля, ночь, когда открыты врата миров и ночь рождения нового жизненного цикла.

Вот )

А на самом деле, – потому что мы сами так решили, когда-то давным-давно.

До завтра, моя маленькая.

Знаешь, это таинство, когда на белом листке вдруг оживают слова… Они похожи на стайку воробьев – редко сразу бывают в согласье, спорят, кто из них прячется, кто водит )

Главное – это видеть. На белом листе я чувствую что-то – сегодняшний вечер, тебя – но все это, как видения. На них надо настроиться и через них можно увидеть истинные чувства. А сами стихи – это просто окошки в наш вечный высший мир.

Сначала было как-то так:

Холодный ветер, стынут лужи,

Ты зябнешь, легкое пальто…

…

Я не пытаюсь оценивать эти строчки, как стихи. Это именно видения. И если ты читаешь – ты можешь видеть эти миры моими глазами.

Вгляделся, протер волшебное стекло )

И вот мозаичное окошко развиделось в мир наших чувств. Это о нашей прогулке, конечно. Я знаю, что луж не было. Ну а мы – по-настоящему есть:

Под каблуками рвутся лужи

И льдистый вспыхивает край:

Сто лет назад – я был простужен,

А ты хотела карнавал…

Кружила жара суета

Венецианское палаццо –

На гобелене наша тень

Столетье будет волноваться.

У нас еще не все детали ясны – за нашим волшебным стеклом. Но вполне видны мы… ты смотрела на меня сейчас такими чистыми девичьими глазами.