Андрей Рапуто - Движение рук наших сестер навсегда

которую играешь не спеша.

Тот жест, затменье, тот удар, заклятье,

ко мне прилипло как заплата к платью,

пришита дратвой, чувствуешь, грубей,

не может быть.

Остановись, вздохни, замолкни, хватит,

подхватит ветер, скоростью накатит,

за новый, дивный мир в кармане

заплатит тот, кто прожил на диване.

Остались листья, полные прохладой

За тем дождем, дыханье затая,

остался вечер со своей любовью,

остался отзвук тихий сентября,

остались листья, полные прохладой,

как будто капель кончен разговор,

остался я с не выученной ролью,

беспомощной, обернутой во вздор

моей мечты, до жути битой молью,

там мой кумир изнеженный живет,

и прядь весны до времени терзает,

как будто новый век ему мешает,

в начало век спешит, в неведомый простор,

и сквозь слова, как вор, ко мне пробилось

воспоминанье, нежное, как дым

и в рифму об пол вдребезги разбилось

закончив с на осколках долгий спор.

Пусть снова рвется нить

Останьтесь здесь, нам горизонт науки

укажет невозможность трудной цели,

у нас давно уж ничего не получалось,

а на губах ответ зовет ответа

тяжелыми и грязными словами,

которые не то, чтоб затерялись,

но сгинули, как тени, до рассвета.

Останьтесь здесь, нам не дано понять

в долине тесной сомкнутых желаний,

хотеть иль не хотеть,

чтоб жидкий пламень

стирал огнем остатки упований.

Здесь ветер дальний полный откровений

на шаткой сцене верно служит мне,

его израненной рукой запретный гений

тревожит мысли в подлой тишине.

Так, смело выдвигаясь, рвутся скалы

навстречу мгле бушующего моря,

так мглой объята мгла, и неумолчно

звучат во мгле бубенчики нирваны.

Пусть снова рвется нить, пускай проклятья

достойны все дела и все рожденья,

пускай как волки рыщут в поднебесье

сыны измены, двоедушья братья,

падут на землю в страхе перемены,

как гроздья зла в глубокий омут душный,

пускай опять захочется заплакать

от немоты своей холодной и от боли,

пускай мои ладони прикоснутся

к седым вискам и горькими от соли

разломят хлеб, что в бедствии положен,

и убедятся все,

не важно,

в какой роли,

что результат,

что результат ничтожен.

Здесь, как в кристалле

Здесь, как в кристалле, здесь есть все,

и краски и слова,

а может, что-нибудь еще —

пустая голова,

и камни, что не перечесть, и подлая молва,

и бег в мешках, что не присесть,

и новая глава.

Здесь наказание и труд, который перетрут,

былье крапивой заросло, остался неуют,

остался вечный неудел,

что полон неудач,

осталось то, что не успел

в обилии задач,

остался стыд за свой позор,

хотя – он был давно,

остался страх – наперекор,

а дальше—все равно.

К исходу мы приходим темной ночью

К исходу мы приходим темной ночью,

когда все спят и кошки теплой массой

ложатся нам на грудь, чтобы согреть нас,

как будто мы об этом умоляем,

и небо за окном молчит в раздумье,

светать пора уж,

сладко в сонной неге

еще дремать вполглаза, как на страже

того, что не открылось в сновиденьях.

Тогда конец, и хватит уж об этом,

пустых вопросов кончилось заклятье,

и кажется – мы снова стали братья,

и ветер в головах,

один лишь ветер.

Ты – бесконечность

Ты – бесконечность, милый друг, поверь,

вполне себе дурная бесконечность,

и радуйся, что плен уже везде,

плен глаз, проклятий, слуха, сновидений,

распятий, яда, глупости, видений,

знакомый мой, неутомимый гений,

он только что подсказку мне принес

в своих обманах твердый, как утес,

и опрокинулся – не он, а день потсылый,

тот подлый день, который занесло,

забытым руслом, как снегами стаю,

что пробегала, как река, под сваи,

сказанием богов, что в пересказе,

добиться ничего не могут,

помоги!

И храбрость духа страстью сбереги.

Протяжно стонут деревья на ветру перемен

Протяжно стонут деревья на ветру перемен,

день и ночь готов целовать глаза им,

готов воспевать им гимны,

готов заклинать их ливни,

пальцами веток обнимать их воздух,