Семен Бродецкий - Калейдоскоп. Стихотворения

Мистика диджериду,
Тайна гена чужого племени.
Я, представитель другого подвида,
Расскажу вам об ужасах моего времени:

Мальчики на улицах
Пулями друг друга освистывают,
Отцы сутками трудятся
Ебя их сестёр неистово.

Котёнок с вершины пирамиды
Высматривает, homo ещё где не сдох.
Но единственное,
Что ему видно,
Это последний, распятый, и на голове его
Из колючей проволоки гнездо.

Смерть дороже жизни.
За забором Гарм залаял.
Время преломилось в призме
И снег так и не растаял.

Граффити
На 90-х задней парте,
Рок-молитвы Астарте,
Полароидная плёнка
На клеёнке
Скатерти —
Память ребёнка.

Серый свитер, прядь волос оранжевая,
Жёлтый глаз и бурая борода,
Вырезанная из оникса орда.
Не умер – не мужик,
Смерть все изъяны сглаживает,
Хоть твой подвиг и не так велик.

«Я» – первая буква в твоём алфавите.
Ты измазался в чём-то похожем на шоколад.
Опять этот змеиный взгляд…
С тобой тяжело говорить, как петь на французском,
Спорить с грубой красотой иврита
И читать стихи на спотыкающемся русском.

Не ищи убежища,
Возведи его вокруг себя,
Любя.
Узел из троп
Кельтским узором плечи режущий,
Мандалы калейдоскоп.

Из рюмки текилы в бочку хереса,
От праведности к ереси,
До земного хлеба
И грозы ежевичного неба.

В тумане, режущем глаза озона перегарного
Мне звонят на стационарную
Аудио кассету,
Мне звонят из лета.

Коротать февральские дни нелегко
В супергероя обтягивающих трико,
Мстителю городскому в маске
Четырёхглазого хаски.

Мы предали свои игрушки,
Раздали все свои пушки,
Заклеймили громом
Молоты гномов,
Помазали болью
Топоры троллей.

Ствол на бедро,
Лицо в ведро.

От густых клубов душно,
Раскочегарились адские конюшни,
Собрав в морщины
Силы,
Вулканами разговаривают индейцы.
Белогвардеец
И
Красноармеец
Меня под руки пьяного тащили,
Теребя те раны,
Что нанесли тираны,
Рыщет огонь везде,
Носясь попятам,
Не будет счёта головам,
Отрубленным ромбом ЛСД,
И нету ничьей вины
В желании гражданской войны.

Утилитарно
Визжит родильный станок.
Хуйня – это не рок,
Это карма.

Уютная разруха,
Золото мёда, рождества сладости,
Страх звука
В тишине наслажденья и радости.
Десятилетий груду
Пронзает бронзовый клюв Гаруды.

Одно из имён твоих – Семя,
Один не рябой среди ребят,
Это не ты убиваешь время,
Это время сжирает тебя,
Избегая лишь чудом воронок запоев
Мы, встречаясь, играем героев.

В зеркалах остаются отраженья ничьи,
Камерная свобода бережёт керосин,
Гипертрофированная рифма в приговоре Судьи,
Рвутся шланги пуповин.
Мимо, знаком без конечности,
Прошла лишь половина вечности.

Стаи псов пригнал в наш город
Этой осенью
Голод.

Я вижу, как в окне,
Всё горит в огне,
Всё горит во мне!

Листья, как цветы, кидая
На воронки зданий.
На прохожих лают
Злой улыбкой скалясь.
В бешенстве кидаясь!

Трупам лижут пальцы
Мудрые скитальцы,
Дыбом шерсть при фальши,
При собачьем марше.

Днём и ночью ходят
Страхом чистя улицы
С суками целуются.

В ожидании жертвы
Уши прижимают
И хвостом виляя
Носом разгоняют
Запах близкой смерти.

Русь,
Не тебе моя борода.
И последнюю рюмку допив
Я вернусь
Навсегда
В Тель-Авив

Из влагалища
На ристалище.
С ристалища
Во влагалище.

«Будь натурщицей для моих стихов» —
Сказал он женщине, слепленной на новый лад
Из красной глины и пепла сожженных богов,
Той, которую потом сам убьёт молнией в снегопад.

Крылья из каюты достал,
Все знают – он капитан добрый,
Шнурки завязал,
Зажигалку взял,
Бровь почесал,
«Ну, всё, я, кажется, собран».

Небесный корабль летит всё быстрей,
Подобно большой золотой стрекозе,
Подобно скоплению всех грядущих смертей
В одной слезе.