Где избы керосинки освещали,
А далеко не лампы Ильича.
Где на один колхоз едва приходится
Четыре с половиной мужика.
По деревенской местности разносится
Сенсация. И радость велика:
Ах, моряков работать к нам пригнали!
Откудова достали моряков?
И девоньки-вепсянки засверкали
Глазёнками из-под цветных платков…
Спустя два дня… Коричневое поле,
Прокисший под дождями глинозем,
И кустики унылые картофеля
Не слишком часто прорастают в нём.
А междурядья сошкой легендарною,
Как до марксизма, всё ещё рыхлят,
Костлявый мерин – сложного характера.
"Н-н-о!" – говорим, а он упёрся, гад.
Нам помогает деревенский парень:
"Так твою йода мать в узде потник
Хомут едрило пузо дышлом впарю!.."
Упрямец понял, двинул напрямик.
Наверное, с пятнадцатого века
Сохою здесь между рядов рыхлят,
Коняга при общеньи с человеком
Ни тпру, ни ну, но уважает мат.
За ним на полусогнутых шагаем.
Что сверху – то в корзину убирай,
А что поглубже прячется – лентяи! –
Ногами зарываем урожай.
То дождик нам пропитывал бушлаты,
То ранний, тем не менее, мороз…
Вы ждали санатория, ребята?
Здесь это называется – колхоз.
Но всё ж имело место просветленье –
В работе объявлялся перерыв:
Под вечер всей командой в воскресенье
На танцы-шманцы двигаемся мы.
Как говорил один поэт известный,
Мы были строго предупреждены,
Девчонок в пляске можно лапать местных,
Не более!.. Чтоб не было войны.
Пусть Клуб – название кривой избушки,
Пусть этот зал – не Мраморный Палас,
Но где еще послушаешь частушки,
Придуманные именно про нас?
Частушки от вепсянок:
– Полюбила моряка,
А моряк женатый,
Ничего, ему скажу,
У самой ребяты!
– Как теперешни курсанты
Молоком питаются,
Цаловаться не умеют,
Только прижимаются!
– Мой милёнок как озлится,
На матросов матерится,
Говорит, один позвал
Девушку на сеновал
– Я любила тракториста,
С января и до июля
А пришёл моряк речистый,
Показала дроле дулю!
***
Мой друг вернулся в общий кубрик утром
Неся под глазом – вот такой! – синяк.
В подробностях товарищам по курсу
Он расколоться не хотел никак.
Солидный парнишка небрежней походкой
Зашел не спеша в вестибюль Мореходки.
Один только гюйс выделяется белый,
А сам он весь в черном и весь загорелый.
Его просолили жестокие ветры,
Заужены брюки на пять сантиметров.
Такой он бывалый, уверенный, ловкий,
Рукав украшают четыре курсовки.
С него не сведешь восхищенного взгляда:
Парнишка что надо, прическа – канада .
Он путь завершает обычный, не новый
Естественно в нашей курсантской столовой.
Естественно, сев на привычное место,
Соседу права излагает он честно:
– За Мишу Акулова я зарубаю.
– А я за Михайлова, – тот отвечает.
Здоровы приятели, рады стараться
Рубать за друзей, коренных ленинградцев,
Поскольку имели возможность они
Откушивать дома в воскресные дни.
Да, мой однокурсник – теперь не салага.
Он, клеши увидев, скривится: "Стиляга!"
Он знает себе настоящую цену,
Которая, прямо сказать, офигенна.
Она позволяет ему многократно
Смотреть свысока на приказ деканата,
Толкать курсовые легко с "суррогата"
И проч., что доступно лишь аристократам
За это он был не обижен вниманьем,
Имея в неделю по паре взысканий.
Давно уж рассталось с невинностью смело
Его непорочное Личное дело.
Но к празднику Личное дело почистят –
Декан был любитель подобных амнистий.
Мало ли какие входят бредни
В сильно недозрелый ум порой!
Например, на курсе предпоследнем
Вдруг влюбился однокурсник мой.
Пара романтическая эта
Завалилась как-то раз в кафе,
Где ушла последняя монета,
Как и полагалось, подшофе.
Расставались долго, чмоки, всхлипы,
Первый неопознанный сигнал –
Десять дней ещё тянуть до стипы ! –
Как в душе возник, так и увял.
В экипаж зайчишкой на трамвае
Парень едет, входит контролёр,
Он с подножки на ходу сигает,
Как с кобылы бравый мушкетёр!
По закону дядюшки Ньютона
Пролетал вагону он вослед,
Но с асфальтом встреча неуклонна,
Жестковатым был его привет…
То есть всё пошло не так, как надо,
Вскоре третий подоспел сигнал:
Командир ему дал пять нарядов,
Ибо он к поверке опоздал.
Читать дальше