Вадим Чарномский - Рыжая любовь

Душа со страстью неистраченной
В борьбе с извилистой судьбой
Родней родного мне, иначе бы
Не познакомились с тобой…

Как волшебством опутан снами я,
Как отрок юный по весне.
Останутся воспоминания
Тебе и мне… тебе и мне?!

Она уходила по вечерам,
Скользя по холодной росе,
Он имя её шептал, как коран,
Но был одинокий, как все.

Она любила весь день напролёт,
Дарила себя горячо,
А он глотал её солнечный мёд,
Просил, умоляя, – ещё!..

Она сказала, – есть совесть и долг,
Нельзя сразу жертвовать всем, —
А он рыдал – ну, какой в этом толк,
Ведь царство прогнило совсем?!

И вновь с утра под аккорд диких игр
И трепет расслабленных спин
Она рычала, как бешеный тигр,
А он ей нашёптывал свинг.

Ей было все дни с ним так хорошо,
Но жаль, что пусты вечера,
Дежурный звонок – время «Ч» пришло,
А значит ей к мужу пора…

Под жадный шёпот завистливых дам, —
Нельзя, мол, бессовестно брать, —
Он в жуткой тоске без излишних драм
Поклялся ей сердце отдать.

Как часто риск на крутом кураже
Решает всё вглубь и насквозь,
Но это не так… он умер уже:
Сердце огнём зажглось…

Разбитые мечты, сожжённые надежды
И ворох резких слов, вспорхнувший c нежных уст —
Сегодня оба мы старательно небрежны
По поводу и без, что, как и прежде, пуст.

Печально тают дни итогом casus belli,
Не выпито вино, не застлана кровать,
Быть может, мы с тобой друг другу надоели,
Устали натощак друг с другом воевать?!

Легко вступает ночь, когда все кошки серы,
Закончена война, открытая вдвоём,
Незрячих пальцев бунт теряет чувство меры,
Порхают клочья фраз, забытых прочно днём,

Две пылкие души, воскресшие во мраке,
Сплетаются клубком, что сладко им знаком,
Воинственный окрас в разводах цвета «хаки»
Стирается в момент горячим языком,

А дальше – полусон, понятный с полуслова,
Букет истлевших искр погасшего костра,
Но близится рассвет – всё повторится снова,
Как casus belli вновь, объявленный с утра!

Легко ли, чувствуя, прозреть
В наплывах памяти небрежной,
И жить, не умаляя впредь
Ошибок прошлого надеждой?!

Реальность грезится иной
В кругу привычек несуразных:
Ты часто кажешься женой
И обжигает жар соблазна,

Слепые пальцы, как во сне,
Наощупь требуют друг друга,
И дни становятся честней,
И ночи кружатся по кругу,

Но на обломках бытия
Под знаком Воздуха и Ветра,
Мы остаёмся, – ты и я, —
За тыщу триста километров…

Я в городе сером проездом, как ветер,
Как ласковый трепет огня!
Похоже, что город радушен и светел,
Но светит он не для меня.

Я днём занавесил свинцовую серость
Интимностью съёмных квартир,
А ночью, увы, как бы мне ни хотелось,
Но некуда было пойти…

С рассветом угасшие силы вернулись,
И с тающей болью в висках,
Но я разыскал среди серости улиц
Твой серый дворец на «Песках»:

Два белых окошка и лоджия справа,
Лоснится от сытости кот…
Печально, что выбор – судьба, а не право,
А лучше бы – наоборот.

Последняя встреча – как первая встреча:
Задумчивый серый район…
Давай, мы вернёмся в тот киевский вечер
В купейном вагоне вдвоём?!

Сплетённые судьбы – закрытые двери,
И чёрное с жёлтым такси
Увозит меня из туманного «Верю!»
В забытое в прошлом «Прости…»

Я жил, как бог! В излучине залива
За подвиги пожалован в князья,
Искал судьбу, буянил справедливо,
И делал всё, что можно и нельзя:

Казнил за ложь, сражался в абордаже,
Бил пулей в лоб врага шагах в трёхстах,
Крушил дворцы, топил купцов и даже
Сжигал кресты и трусов на крестах,

Летел вперёд в предутреннем мистрале,
В гирляндах струй из Эльмова огня,
Но изумруды глаз твоих мерцали
Не для меня, увы, не для меня!..

Когда-то, стоя в доках на Тортуге,
Увидел ту, о ком мечтал, и вот,
Я, ради глаз хмельной своей подруги,
Отправил всех друзей на эшафот!