Николай Румянцев - Собственник МЕЛОЧЕЙ

я опять

игра в поддавки
зеркало знает себя как реальность
меняя свой мир
если стул стоявший в углу
передвинуть к окну
принимая условия бега
в стыде и привычке
называешься именем
имя – начало зеркал

такое небо я еще не видел
…такое небо —
странное
густое
где сквозь туман идет осадок красный
завязанного солнца
в черный узел
ночных дворов
с измятыми домами
и перестрелкой желтоглазых окон

математика
день прошел
между
двумя троллейбусами
встречей
с любимой женщиной
стаканом чая
десятком сигарет
и тремя театральными билетами
кем-то брошенными на тротуар

ладонь в ладонь —
как в зеркало
это право на небеса
лежащие у ног
молчаливая мудрость
не имеющая оправданий
начало запаха
или мелодии
резная травинка
слезящийся глаз дельфина
ресница на твоей щеке
загадывай —
сбудется

уходим
по ту сторону Города
а кто вернется
назовется Орфеем
поскольку теорема веры
выводится из утверждения
недоказуемости
и является продолжением
существования
во множестве дней
прожитых с завязанными глазами
в чашечках кофе
в домашних шлепанцах
в осознании себя в памяти
телефонный звонок
отрывает от сна
credo, quia abcurdum 1 1 Верую ибо нелепо (лат.)

на времени заезженной пластине
вращается две-три знакомых фразы
какой-то музыки
какой —
не помню
да это несущественно
а рядом
рев города
и желтые глаза —
как будто сумасшедший
или пьяный
художник
наносил их на холстину
забыв
что существует перспектива
не ведая оттенков и теней —
автопортрет —
смятенье или скуку
изображая с помощью двух красок
желтка и сажи

там где слово становится мертвым
после рождения слуха и языка
в угловатых квартирах
в которых люди смешные
настолько смешные люди
что пытаются плакать
кричат в неумении слез
рассмеяться по лицам

но без тебя мне Имя – Суета
я провожу в кофейнях четверть жизни
и меряю часы осадком гущи
на донышке

я пробую слова
на вес
на плотность
убиваю буквы
пытаясь разгадать все смыслы неба
в неясных
незнакомых глазу знаках

как древний жрец
я жертвы приношу
беспамятным богам
немилосердным
ищу ответ
и вижу неизвестность
неистребимость нового Сократа

но без тебя мое обозначенье
прозвание в ученых миражах
в развалинах любого алфавита
проносится не оставляя след —
tabula rasa 2 2 Чистая страница, пустое место (лат.)

мир деленный на множество многих
потерявших доверие
к собственным бедам
кочующих в комнатах
от часа к часу
от улыбки
к сомненью
от Бога
к смерти
присутствую при рождении чуда

как походку слепых
неуверенной острой резьбой
за ударами трости
в фаянс тротуара
повторяет моя тишина
города сквозь которые прожил

ты ищешь оправдания словам
которыми пресытиться не можешь
поскольку не умеешь сомневаться
в предназначеньи голоса
молчать
и задержавшись взглядом на картине
в переплетеньи красок узнаешь
знакомую мелодию из Баха
как дерево увиденное снизу
так медленно накатывает время
желанием отсрочить суетливость
сползает светотенью по проемам
открытых как глаза циклопов окон
в которых отражаешься незрячим

под утро дождь
и тишина под солнцем

новый город
еще чужой
еще не сросшийся
своим именем
с твоей походкой
жадный на чудеса
привыкающий ждать
в переходах и на мостах
лгущий каждым кварталом
что здесь…

безошибочно просто не верить

…когда уже все выпито
и все сказано
и тревога на уровне живота…
солнце и снег
красивые женщины —
которые не твои
а может и не надо
чтобы твои
нищенка просит на хлеб
а ты просишь на взгляд
солнце и снег

огромная кошка пространства
черная кошка
с голубыми глазами
пушистый комок темноты
живущий в кварталах времени
на его крышах и чердаках
у водосточных труб памяти
кто знает —
возможно что здесь
начинается тишина
вздохов и сновидений