Оксана Макушенко - Двадцать лет спустя

В последний раз торопится природа
Нарядной облачиться пестротой.
Мы умерли, за внешней красотой
Таятся безобразные уроды.

Я знала, что по жизни не ходок,
Как эти листья по ветру носима.
Прости, слаба, знобит невыносимо
Неосторожный в сердце холодок.

К заутрене зовут колокола.
Расстанемся, как не были любимы.
Кому-то в этот час необходима
Молекула душевного тепла.

Пусть жизнь осудит строго – не боюсь.
Я допьяна тревогою напьюсь
И, насладившись вдоволь этой мукой,
Я поделюсь забавною наукой.

Где вы, которые меня на помощь звали?
Ваш голос жалобный услышал кто б едва ли.
Сегодня ж, властный, он разносится кругом
Над другом милым и назойливым врагом.

Еще скажу: свое свершив коварство,
Не яд вы поднесли мне, но лекарство.
Где ты, что восхищался мной, как мог?
Неслышно скрылся на распутье двух дорог.

Твои следы не смоют ливней воды,
В них даже сорняки не пустят свои всходы.
Пусть ближе не было людей на свете этих,
Не дай-то Бог кому их в жизни встретить.

От вас осталось вовсе ничего:
Немой портрет, тень взгляда моего,
Да пыль с ботинок, прочная едва ли,
Ее не раз слезами поливали.

И вследствие сей жизни, потому
Я не поверю больше никому!

Пусть не постигну все тайны вселенной,
Но не в незнанье постыдном покину
Мир этот славный. Ничтожеством сгину
И мудрым гением воспряну из пепла.

Я обделен красотой вездесущей
И не в чести у скупого народа,
Лишь бы за пазухой хлеб был насущный,
Лишь бы надежда жила и свобода.

Мне не хватает, наверно, лишь славы,
Чтобы последнюю святость разрушить,
Сжечь и развеять огромную душу,
Выжать в слезу опустевшие лавры.

Вот отчего ненавижу пустоты,
В прошлом сосуды из счастья и боли.
Щепки летели, когда их кололи,
Души потели, когда их жалели.

Мир, посмотри на меня – весь я твой,
Локти в заплатах, с поломанной пикой,
Образа чести бесславный герой,
Вечно готовый к битве великой.

Самыми неведомыми тропами
По Земле, как по одной струне.
Если башмаки мои истоптаны,
Только ветер знает обо мне.

Приютил и не торопит с ласками
Трын-трава, камыш седобород.
А по небу ломтик ананасовый
Молчаливым спутником плывет.

Мне с рожденья звездами обещано
Ленту бесконечную пройти.
Эта замороченная женщина
Знает точно: истина – в пути.

Скорби скорбей недолжное отдав,
Я открываю заново земное:
И сердце бессердечием поправ,
И смысл жизни праздной суетою.

Уж не делю, как прежде, пополам.
От ничего до безысходной боли
Уже давным-давно я отдала
За то, чтоб лишь любить тебя позволил.

И плачу, и в слезах боготворю.
Прости мое покорное терпенье.
Тебя я не теряю, я дарю,
Последнее души увеселенье.

Тебе пророчат ясный день,
Почет-успех пророчат,
Но этот день, как с неба тень,
Как миллионы прочих.

Сложнее тайная стезя,
И чтоб ее постигнуть,
Свернуть нельзя, уйти нельзя,
Не выжить, не погибнуть.

Твой путь далек, и тяжек крест
Немыслимой утраты,
Коль память больно сердце ест
И норовит заплакать.

Не злишься, баловень добра,
Что сильно подкачало,
А спать ложишься, чтоб с утра
Всю жизнь начать с начала.

Ты не весенняя. Душу превратную
Спрятала ловко, сокрыла умеючи,
В образе гения даришь по мелочи
Розы из уст и змеища проклятые.

Может, бесценное, может, бесплатное
Мне ли судить, не всему знаю истину.
Только одно дорого и единственно,
А посему для меня безвозвратное,

То, что приемлеть пытается боль моя,
Что отравило красивую светлую
Сагу о счастье и жизни привольной,
В ночь рождено, казнено в предрассветную.

Песню сложу, соловью не подвластную,
Плачь, горемыка, дари вдохновение
Той, что отвагой томится ужасною,
Но не весеннею, жаль, не весеннюю.