Павел Алешин - Торквато Тассо. Лирика

Чувство Тассо – не проще, оно более земное: это не небесная любовь, озаряющая всю жизнь поэта, вне зависимости от того, взаимная она или нет. Более того, это не одно чувство – у его любовных стихотворений не одна, а две героини: сначала он был влюблен в феррарку Лукрецию Бендидио (стихи 1561—1562 годов), затем – в мантуанку Лауру Пеперару (стихи 1564—1567 и 1579—1583 годов) 9 9 Кроме того, в корпус лирики Тассо, придворного поэта герцога Альфонсо II д’Эсте, входит также большое количество любовных стихов, написанных на заказ. . Тассо меняет саму стратегию построения лирики: не она подчиняет себе жизнь поэта, но, наоборот, сама подчиняется жизни; она, по сути, – хаотичный дневник, пусть и оформленный в согласии с петраркистской образностью. И потому именно так – прозой, как дневниковые записи, – мне захотелось перевести представленные далее сонеты и мадригалы. Они – прихотливое переплетение мгновенных, конкретных эмоций: в одном сонете Тассо может мечтать, чтобы Амор отомстил отвергнувшей его возлюбленной, а в следующем сразу же клясться, что будет ее любить несмотря ни на что и в старости. Любовь поэта – не статична, это постоянно меняющееся чувство обычного человека, знающего не только восторг влюбленности и восхищение красотой любимой, но и жгучую ревность и настоящую обиду, испытывающего трепетную нежность, которая сменяется требовательным желанием, а также сознающего, что любовь необязательно должна быть вечной. Поэтому Тассо осмысляет и воспевает не столько чувство, сколько ощущения, поэтому оптика его стихов иная. В них – не центростремительная сила, согласующая все воспринимаемое поэтом с единой, неизменной великой любовью, а центробежная: внимание поэта – очень по-маньеристически – дробится, постоянно перемещается и, обращаясь к частному, иногда забывает о целом.

Этот первый сонет – нечто вроде предисловия ко всей книге 10 10 Тассо успел издать свою лирику отдельным изданием в 1590-х годах. ; в нем поэт говорит, что заслужил похвалу за то, что раскаялся в напрасных мечтаниях и своим примером побуждает влюбленных освободиться от власти Амора.

Истинными были эти радости и эти пылающие страсти, которые я оплакал и воспел разнообразными стихами, звучавшими, подобно звону битвы, подобно славе героев и их любви, целомудренной и чистой.

И если мое сердце не оказалось среди самых упорных в напрасных чувствах, мне уже не дóлжно сетовать на это, ибо более достойным мне кажется раскаяние, когда почитается честность.

Теперь же, мой пример имея пред собою, прозорливые влюбленные, читая о моих наслаждениях и о моем напрасном желании, освободятся от Амора и с душ своих снимут его уздечку. Хотя многим другим придется вытирать горючие слезы, и гнев недаром порою ведом сердцу; сладко наполнить грудь любовным желанием.

Поэт описывает красоту своей донны и рассказывает о начале своей любви, случившейся на заре его юности.

Это случилось в счастливом апреле моей жизни, и, исполненная желания, юная душа моя уже искала красоты, что влечет возвышенный дух от наслаждения к наслаждению, когда явилась мне донна, голосом подобная лучезарному ангелу; она не показала мне крылья, но казалась избранной для того, чтобы даровать их моей изящной поэзии.

О, новое чудо! Она стихи мои, а я имя ее окружил благородным оперением, и беспрестанно взлетали они друг за другом. Это была она, та, чье сладостное сияние помогало мне плакать и петь в одиночестве и первые страсти мои растворяло в сладком забвении.

Поэт описывает красоту своей донны и рассказывает, что сначала нежность ее слов стала причиной его любви.

Над широким лбом струилось курчавое золото, и луч, исходящий из прекрасных очей, призывал цветущий Май на землю и в сердцах порождал Июль сверх меры жгучий. Амор грациозно игрался на белой груди, но ранить ее не решался; и дуновение речи – любезной и благоразумной – часто слышалось среди роз.

Я, увидевший на земле небесное создание, закрыл глаза и сказал: «Ах, как безрассуден взгляд, что остановится на ней и запылает!». Но я не предвидел другую опасность: и через слух было ранено мое сердце, и словам удалось то, чего лик не успел добиться.