Виктор Коноплёв
Армения как состояние любви
Հայաստանը սիրո աղբյուր
© Издательство «Aegitas», 2019
* * *
Книга, которая состоялась
Степанакерт. Раннее утро. Телефонный звонок. Голос, близкий к тенору, разве что баритон. Язык русский. Чистый. Без акцента. Явно не армянин. Хотя большин-ство моих соотечественников говорят по-русски практи-чески без акцента. Но тут совсем другое. Тут видно, скорее, слышно было, что со мной говорит не просто русскоязычный, а именно русский. И не ошибся. Теле-фонный адресант представился – Виктор Коноплев…
– Мне о вас говорили. – И даже показали стихи, – сказал я.
– Как хорошо звучит – «показали стихи», – ответил голос в телефоне. Я сам хотел с Вами встретиться.
Договорились о встрече. Улучив момент, я начал читать те самые стихи, которые мне не просто показал, но и вручил выдающийся арцахский поэт, литерату-ровед, переводчик, профессор Сократ Ханян. Именно мой друг Сократ переводил стихи Виктора Коноплева. Привожу концовку стихотворения:
Как возводились Гандзасар, Урек,
Здесь каждая вершина, человек,
На живописном Карабахском плато
Тебе поведает, какую плату
Платил Арцах за мир и честь свою,
Как в прежние столетия молю:
В дни радости и время непогоды
Храни, Господь, Арцах с его народом!
За пролитые пот его и кровь
Наградой будет пусть Твоя Любовь!
Хачкар умолк. Я под своей рубахой
Биенье сердца ощутил Арцаха.
Здесь сделаю маленькое поистине лирическое отсту-пление. Поводом стала рифма «рубаха» и «Арцаха». Это было, можно сказать, сто лет назад. По крайней мере, не меньше полувека. В 1963 году. Об этом, не скрою, много раз писал. Выполнял, как говорилось раньше, врачебное санзадание, в лютый мороз пересекал я по льду реку Камчатку, находясь в трех километрах от районного центра Усьт-Камчатска. Спокойно шел вначале по глубокому снегу, чувствуя внизу ледяную твердь. Всего в двух метрах от противоположного берега в одночасье провалился, словно в пустоту. Я не только весь оказался в воде, но и ощутимо чувствовал течение.
Драма эта была не короткой. Скажу лишь, что со-сулькой полз до Усть-Камчатска, где мои коллеги в районной больнице спасли меня целым литром чистого спирта (больше половины пошло на растирание окоче-невшего тела). Утром в полосатом свитере с воротнич-ком вышел во двор больницы для традиционной заряд-ки. Не заметил, как в открытые ворота вошел старичок, в оленьей кухлянке. Остановился рядом. Не без удивления рассматривал меня и, зябко укутавшись в пеструю шаль, которая никак не подходила к кухлянке, спросил: «Отку-да, друг, в одной рубахе в такой мороз?». Я, не задумы-ваясь, ответил: «Из Карабаха», – и громко захохотал. Старик окончательно убедился, что я чокнутый. Бедный, он, конечно, не знал, что меня взволновала рифма «руба-ха» и «Карабаха». Мало того, вскоре появилось у меня четверостишие, которое прочитал моим коллегам:
– Откуда брат, в одной рубахе,
В такой мороз суровый?
– Издалека, из Карабаха,
А там народ здоровый.
Кстати, я не знал, что бахвальством этим я сглазил именно свое здоровье. Через два дня лицо мое искри-вилось: воспаление лицевого нерва-фациалис. И полго-да ежедневно кололся всякими там витаминами группы «В». Утешением было только то, что в моем арсенале к моему Карабаху прибавилась еще одна рифма.
И вот в Степанакерте, в столице Карабаха-Арцаха, у меня в гостях молодой русский парень, который под своей рубахой ощущает биение сердца Арцаха. Порази-тельно, ведь и запавшее в душу слово «рубаха» не толь-ко синоним «рубашки», «сорочки», «блузки», но это и «настоящий мужик», «хороший парень». Однако о той камчатской истории я тогда не поведал хорошему парню.
Виктор принес мне рукопись книги. Стихи, проза в диалогах. Я, как это водится, при авторе медленно пере-листал кипу скрепленных в большую тетрадь страниц, думая о том, что он поймет: внимательно изучу материал после, когда останусь один на один с рукописью. А пока больше хотелось послушать гостя. Выяснилось, он успел изъездить, исходить чуть ли не весь Арцах. Обзавелся множеством друзей. Чего стоит один лишь факт, что охотно и щедро переводил его сам Сократ Ханян. Более чем в десяти изданиях печаталисьон, конечно, не знал, что меня взволновала рифма «руба-ха» и «Карабаха». Мало того, вскоре появилось у меня четверостишие, которое прочитал моим коллегам:
Читать дальше