Елена Воздвиженская - Дондеже есмь

Хмуро я в пол потупилась,

Буду молчать как мышка я.

Вот он какой высокий-то,

И борода огромная,

И говорит особенно,

Будто я с ним знакомая.

Чуть подниму я голову,

С батюшкой взглядом встретились,

А в тех глазах – как здорово! —

Лучики солнца светятся.

Вот уж спустились сумерки,

Звёздный шатёр раскинулся,

Я, притаившись в сумраке,

Ближе к стене подвинулась.

Рядом в кровати с бабушкой

Про времена старинные

Слушаю с замиранием

Эти рассказы длинные.

Детство моё далёкое,

На огонёк заглядывай,

В час, когда одиноко мне,

Сказки вновь те рассказывай.

В розмариновых зарослях пряных

Пропаду до румяной зари,

Пусть житейское море так рьяно

Хочет сердце дотла разорить.

Что мне дело до радостей мира?

Что мне значит его суета?

Я служу моему Господину,

Им Одним вся душа занята.

Терпким ладаном пахнут здесь травы,

Горный склон под луною блестит,

Воскресает мой ум от отравы,

И молитва мне служит как щит.

Ни души, только шорохи ночи

Да лишь эхо за мною вторит,

На краю небосклона восточном

Алым светом полоска горит.

Быстротечны минуты земные,

Уж заря! На вершинах туман,

И во веки, и присно, и ныне

Будешь свят ты, о древний Ливан.

Закончится лето сегодня закрытыми окнами,

Взгрустнёт.

Попрощается бархатным голосом августа,

И раньше стемнеет.

И выпадут росы холодные,

А лето уйдёт на закате

Под поднятым парусом.

И старая пристань уснёт до рассвета,

До осени,

Которая ночью неслышно причалит,

Окутав туманом,

И берег, и город, и время без четверти восемь,

Ну, здравствуй, сентябрь,

А ты как всегда пунктуален.

Закутавшись в свитер,

С тяжёлым альбомом под мышкой

Тебя я ждала у реки,

Не спала ни минуты,

Растаяли звёзды, упали за дальние крыши,

Чуть давит в висках,

Я, пожалуй, схватила простуду.

Присядем вот здесь, на скамейке,

Альбом полистаем,

В нём прошлое дремлет

На жёлтых, помятых страницах,

Уже просыпается город, бегу до трамвая,

И чувствую: что-то должно этой осенью

Будет случиться.

Пред иконой «Умиление» —

Града Курского дитя,

Предстоящим во смирении,

Вижу, батюшка, тебя.

Старец дивный, старец светлый,

Мой любимый Серафим,

Со младенчества до смерти

Божьей Матерью храним.

В дальней Пустыньке Голгофа,

Елеонская гора,

Там по тысяче поклонов

Клал ты с ночи до утра.

Седовласый и согбенный,

Опираясь на топор,

С кем-то, лишь тобой узренным,

Ты ведёшь свой разговор.

Кроткой, детскою улыбкой

Озаряется твой лик,

Кто же там, в тумане зыбком?

Отчего ты вдруг притих?

Ко дивеевским сестрицам

Устремился ли твой ум?

Скрипнет в сенцах половица,

Проплывёт зелёный шум.

Мне б туда хоть на мгновенье,

Исцелиться чтоб душой,

Получить благословение

Да очиститься слезой.

Всё как есть тебе поведать,

Мудрости принять совет,

Посмотреть, как ты с медведем

Разделяешь свой обед.

Сныть-травою угоститься,

Паче мёда сладок вкус,

И поют у кельи птицы,

И как близок здесь Иисус…

Да и что там разговоры!

Мне бы рядом помолчать,

Под твоим небесным взором

О грехах своих рыдать.

Помолись о мне ко Богу,

Старец добрый Серафим,

Укажи мне путь-дорогу,

Чтоб дойти хватило сил.

Над главою покаянной

Пусть шумит кудрявый лес,

Внемлю я словам желанным,

Молвишь ты: «Христос воскрес!»

И такая в сердце радость

В тот же миг вдруг воспоёт!

Что со мною только сталось?

Ничего уж не гнетёт!

Распрощаюсь на поляне

И пойду тропой лесной,

И всё слышится в тумане

Вслед твоё: «Господь с тобой».

Убогая. Какое слово светлое!

Несовременное, с налётом старины,

Теплом небесным ласково согретое,

Как бы сошедшее на землю с вышины.

В широких массах напрочь искаженное,

Осмеянное серою толпой,

Людьми, насквозь грехами прокаженными,

Что смысл ему присвоили иной.

С ухмылкой за спиной вослед: «Убогая», —

Да что с неё, мол, вовсе можно взять?

А я лишь радуюсь: «У Бога я. У Бога я!»

Со мною, значит, Божья благодать.

Где начинается небесная река?

Куда несёт она свои потоки?

Стирая все границы, сквозь века,

Соединив ушедшие эпохи.