Марк Тарловский - Молчаливый полет

Как много надо воли и упорства,
Чтобы при всей текучести сознанья,
При сверхъестественных переворотах
Утратившего равновесье мира,
При путанице законообмена
Между земной корой и атмосферой,
С такой последовательностью течь
По руслам специальностей, сноровок,
И мастерства, и цеховых заслуг!

И как должны быть чутки рядовые
Участники труда на всех участках,
Чтобы, единоличные итоги
Суммируя на картах пятилетки,
С безгрешностью научного прибора
Вести своим общественным инстинктом
Почти сейсмографическую запись
Неуловимейших землетрясений
И учащающихся отголосков
Гневообразовательных процессов
За выпуклостью видимой земли.

Когда определенные массивы
Носителей секретов и тенденций
Индустриального Полишинеля
Осознают права своей победы
Над деревом, над камнем, над металлом,
Над атомом, над молнией, над громом,
Над музыкой и черт знает над чем,
Они кристаллизуют в членских взносах
Свой коллективизированный пафос —
Они объединяются в союз.

А жизнь идет — на профсоюзных съездах
Дифференцируются, размножаясь,
Вместилища прилежной протоплазмы,
И путь самоотверженной амебы
Приводит к дележу горнорабочих
На рудокопов и нефтяников.

А это есть бессмертье коллектива,
И не беда, что всех поодиночке
Влекут под шорох неизбежной смерти
Ее безлозунговые знамена,
Что все мы, независимо от стажа,
Запишемся в число активных членов
Единого союза мертвецов…

Героев огрели салютом,
Их предали розовым путам,
В тенетах из клумбовой пряжи
Несущие их экипажи.
Единые духом и славой,
Феномен они многоглавый,
Они — экспонат стоголовый,
Попавший к пионам в оковы,
Блистательный фокус природы,
Стосердый и однобородый,
Чей лагерь торжественно замер,
Как залы Петровых кунсткамер.
Над роем разинутых ртов он
Навеки в стекле заспиртован.
Гирлянды душисты и свежи,
Они — как поморские мрежи,
Они изменили корзинам, —
Их завязи пышут бензином.
Вот розы столичной теплицы,
Вот рыцарей орден столицый!
От горе, от радости горе! —
Слеза заблестела во взоре,
И вниз потекла, и другая
Сверкает, за ней набегая…
Герои, герои, герои!
Ахиллы арктической Трои!
Скрипят городские ворота,
Данайцы — в нутре самолета.
Вы Арктику перехитрили,
Посланцы родных эскадрилий.
Торосья глыбасты и круты, —
Равнин Бородинских редуты.
Про Шипку шуршит Бородина
И вяжет людей воедино.
Отчаянен курс «диамата»…
Собачья упряжка лохмата…
Лицо лихоманки моржово…
Ай как лихорадит старшого!..
Прощай, океан-окоренок
Для стирки ребячьих пеленок!
Пригодна ль пурга для просушки?
Агуськи, Карина, агушки!..
Спи с миром, хозяйственный малый,
В могиле своей небывалой,
Под бочкой, под тешкой белуги,
Как викинг на собственном струге!
Герои, герои, герои!
Ахиллы арктической Трои!
Вот хитрость, и ум, и отвага,
И честь большевицкого флага!
Всё ближе, всё глаже, всё ниже…
Коньки-Горбунки остролыжи…
Ура и порывы моряны,
И рысь белоснежной охраны,
И черные конские морды,
И дроби копытной аккорды…
Летит эскадрон по-Пегасски.
Всё белые, белые каски!
Фаланги и центурионы!
Пионы, пионы, пионы…
От лагеря до мавзолея —
Сплошная оранжерея.
Тем слезы, там грозы, там розы,
И ни на полушку прозы.

Россия близилась к низовью;
Водой два берега расперло;
В даль, обтекаемую кровью,
Шел Киров дельтой многогорлой;

Был плес истории вспузырен;
За устьем, в судороге шквала,
Смыв колья мреж и соль градирен,
Как море, масса бушевала.

Готовься к лоцманской нагрузке,
Слыви смутьяном и задирой,
Сережа Киров, зрей в кутузке
И на фарватере лавируй!

Годами жизни арестантской
Глядел в решетчатую щель ты,
Чтоб из блокады астраханской
Прорваться к воле в прутьях дельты.

И так же пламенно-отважен
Был на песках бакинских дюн ты,
Где брызжут нефтью в гирлах скважин
Протоки вспыльчивого грунта.

Понаторел ты, друг наш Киров,
И в нефтяном горючем «кире»,
И в планах бриттых пассажиров
A la «карман держи пошире»…

Мазутом флаги им заляпав
(«О, мистер Кирофф, — он проныра!»),
Отправил бриттых ты сатрапов
В страну классического Кира.