Виталий Коновалов - Бессонница. Стихи и сказки для больших девочек

Когда способность чувствовать и думать вернулась, Ангела поразила непривычная тяжесть в теле и странная блеклость восприятия. Он повернулся, чтобы спросить черта, какого, собственно, черта – и обнаружил, что их сознания каким-то образом слились и создавали неприятное, шизофреническое ощущение…

– А ты что, хотел в астральном теле по Земле шастать? – ответил черт вопросом на незаданный вопрос.

Ангел со стоном вспомнил рецепт из учебника: божественная искра, первородный грех и глина…

– Ага! – ответил черт и Ангел явственно почувствовал, как тот осклабился – И дерьмеца немножко, я как раз наступил, когда тебя ловил… Отличный человек получился, от настоящего – не отличить!

– А ты кто, собственно? – поморщился Ангел

– Твоей подопечной бес-искуситель – отвесил тот шутовской поклон.

– Для равновесия. Чтобы ты слишком много добра не причинил. Ладно, давай двигаться…

Ангел встал и сделал шаг, но тут же остановился.

– Это еще что такое? – возмущенно закричал он.

– Ну, ты же у нас рыцарь без страха и упрека! – заржал его визави. – Так что это – твои яйца. Из нержавеющей стали. Жаль только, звенят при ходьбе…

– А одежда? – пискнул совершенно раздавленный Ангел.

– Да как два пальца… – черт вдруг сконфуженно осекся, но пальцами щелкнул…

…Человек достал из кармана телефон, набрал номер, улыбнулся и сказал в трубку: «Слушай, тут такое дело… У меня неожиданно образовалась командировка в твой город… Я прилетаю утром в понедельник…»

…Алена изо всех сил жала на газ. Ей во что бы то ни стало нужно было вернуться до того, как папик приедет из «Шереметьева». Она забыла про перевод часов и думала, что времени еще достаточно, но когда Ванька, наконец, закончил трудиться над ее телом, заглянула на сайт аэропорта и с ужасом обнаружила, что самолет уже приземлился. Она рванула, как ошпаренная, но вечная пробка на МКАД была медленней обычного и сейчас единственная ее надежда была на то, что Ленинградка стоит еще плотнее. Непослушания папик не прощал, бил очень больно, но умел это делать так, чтобы не оставлять следов – когда-то он работал «опером», а в девяностые поднялся и теперь ворочал большими деньгами. Не миллиардами, конечно, но миллионов было гораздо больше, чем один…

Телефон требовательно пиликнул, сообщая об СМСке. «Ты где?» Папик. «П…ц!», подумала Алена, запаниковала, попыталась быстро настучать какой-нибудь ответ, но вдруг раздался удар и наступила темнота…

Очнулась Алена в длинной, медленно двигающейся очеререди, ограниченной металлическими барьерами, за которыми лениво прохаживались охранники.

– Где я? – спросила Алена одного из них. Куда эта очередь?

– На оценку. Умерла ты.

Почему-то эта новость не произвела на Алену совсем никакого впечатления. Ну подумаешь, умерла, так умерла, и не такое видывали…

– А что будут оценивать? Я в церковь ходила…

– В церковь – это хорошо, если правильно ходила… Оценивать будут, сколько в твоей жизни было любви…

…Отца Алена не помнила. Бабушка сильно болела, и мать крутилась, как могла, челночила, оставляя маленькую Аленку и бабушку под присмотром соседей, которые забегали раз в пару дней. Аленка рано научилась одеваться и мыться сама, готовить, стирать, а потом, когда бабушка совсем слегла – и выносить судно, мыть бабушку и менять под ней простыни. В один из маминых отъездов бабушка умерла, а семилетняя Аленка, которая не знала, что делать и боялась оставаться с мертвой бабушкой в квартире одна, четыре дня сидела в подъезде, благо, стало уже тепло…