Твой образ матери влюбленной,
Глаза сияют добротой.
И, царским взглядом ослепленный,
Твой недруг падает немой,
Тобой навеки покоренный.
И всё ж, Россия, ты слаба;
В своей ли доброте безмолвной
Или в смирении раба.
Как можешь быть ты столь покорной,
Когда в руках шутов права
На храм души твой чудотворный —
Природы храм?!
«Мне отмщение, и Аз воздам».
Заметает снег дороги.
Нет следов уже твоих.
А недавно на пороге
Я тебе читала стих.
И, сжимая нервно руки,
Мы глотали талый снег.
И кружились в вихре звуки —
Звуки голоса и смех.
Провожала тебя взглядом.
Ты ответил мне тогда:
«Ничего теперь не надо,
Будь со мною навсегда».
И я верила Шекспиру,
Растворялась в хрустале.
А снежинки замерзали
На ресницах в феврале…
Ты ушел, не извинился —
Просто бросил. Что ж, прощай!
Снег всё падал и искрился.
«Ты меня не забывай»…
Нашу песню о Шекспире
Ветер времени унёс.
Всё прекрасно в этом мире,
Но не вечно, не всерьёз.
Нет, не сломить меня ветрам,
Столетьям, судьям.
Надменно-ярый истукан
Живым не будет.
Зачем обманывать себя?
Искать калоши счастья?
Жизнь есть капризное дитя
Сиюминутной власти.
Жить не для плоти, не для сна,
Ни в страхе, ни в почете.
Стоит египетская тьма…
Кого вы, мёртвые, спасёте?!
Есть тьма души и вечный свет.
Есть Слово Божие – Завет.
Не думай обо мне, не надо.
И взглядом ты не провожай.
Я недостойна даже взгляда —
Я недостойна? Так прощай.
Зачем ты тратишь понапрасну
Улыбку, время на меня?
Я не умею быть прекрасной:
Я – замухрышка, мышка я.
Я не умею… Мне дороже
Мой мир души. Я им живу.
С ромашкой белой мы похожи,
Что в поле гнётся на ветру.
Тот ветер – не твоя стихия.
Ты дышишь городом давно.
Мне – поле, а тебе – квартира.
Мне – Муза, а тебе – кино.
Я нарисую поле, а за ним
Овраг глубокий, речку перед домом,
Дубовый лес. И алый пилигрим
Укроет нас и станет невесомым.
Я нарисую ветер в волосах
И в золотой пыли одна застыну.
Орешник нарисую, и в глазах
Отобразится мир – твоя пустыня.
Тебя я нарисую. От дождя,
От суеты спасу тебя, укрою…
Я нарисую… Хочешь, для тебя
Небесный храм из радуги построю?
Озолочу обитель тишиной,
Чтоб в свете дня и в зареве багряном
Светило счастье нам заветною звездой
И не казалось замком на барханах.
Назови меня красивой, твоей лучшею мечтой,
Самым главным искушеньем, постоянною бедой.
Назови меня колючкой, голубым цветком полей
И росою серебристой, белым пухом тополей.
Назови меня открытой книгой жизни на столе
И смертельным ядом сладким, самым страшным на земле.
Назови меня луною, путеводною звездой
И болотной лихорадкой, родниковою водой.
Назови меня черешней и рябиною зови,
Ранним утром и вечерним светом пламенной зари.
И зови меня как хочешь. Только помни: всё же я
Не святая, не царица, а любимая твоя.
Пронзительный ветер, холодный и злой,
Врывается снова в окно.
И будто во сне говорит он со мной.
Дрожит от напора стекло.
А дождь размывает следы от сапог —
Они уже стёрты давно.
И властвует в городе золота бог.
На улице мёрзло, темно.
И страшно мне в мае, в безумной ночи.
Нет света в квартире немой.
На ощупь иду до заветной свечи,
И капает воск… аналой…
«О Боже, нет сил у меня, помоги!
В разврате погрязла земля.
Любовью и верой мне путь освяти.
Согреет молитва твоя…»
И кажется, Ангел со мной говорит.
И слёзы текут на потир.
Пусть северный ветер плохое сулит —
По небу летит Альтаир.
По улицам узким, по улицам длинным
Иду я неслышно. Со мною всегда
Шагает мой спутник в тумане незримо
И призраков будит во мне иногда.
Так в зеркале мира и в снах отражённых
Играть заставляет он страстно влюблённых.
И знает Вселенная, как мы похожи,
Как дети её среди прочих детей:
Друзья и соседи, и даже прохожий,
Мы кружимся в вихре грехов и страстей.
Мы словно бежим по единому кругу
И, вновь отдаляясь, стремимся друг к другу.
Нам роль наша свыше дана – в испытанье:
То мучить себя за любовь и молчать,
То взглядом молить прекратить истязанье
Читать дальше