Илья Плохих - Черная с серебром

Расплескался возле ног
одуванчиков желток.

Дребезжанья ловит ухо
мельтешащих пчёл и ос.
Я слыву эстетом нюха.
Я имею чуткий нос.

Чудный зверь на задних лапах
из породы городской,
я пришёл сюда на запах!
Как сомнамбула какой.

Среди дремучих темнохвойных
лесов лишайниково-мховых,
для нас чужих и незнакомых,
изба на ножках курьих, стройных.

Изба на жёсткой хвое рыжей
при разности зимы и лета
всегда защищена от света
еловых лап тяжёлой крышей.

Над перекошенною дверью
облезлые рога оленьи,
при всяком ветра дуновенье
она скрипит щемящей трелью.

И если вы в неё войдёте,
дав дань натуре любопытной,
средь всякой утвари нехитрой
легко сковороду найдёте:

большая, медная, литая,
она начищена до блеска,
стоит в углу, у печки, веско,
маняще, матово мерцая.

Пройдя с опаскою, неслышно,
записку на столе прочтите:
«Хозяйка ненадолго вышла.
У ей к вам просьба: подождите…»

Среди летних дорог
иногда под дымок
и колёс вековую пластинку
островком невзначай
проплывёт иван-чай,
в чай дорожный мешая горчинку.

И уже через миг
нас ведут напрямик —
пусть дорога уносится дальше —
прямо в память мосты —
луговые цветы
за вагонным окошком,
как раньше.

Эти встречи редки.
Обгоняя гудки,
мы надолго теряемся где-то.
И цветы всякий раз
тихо смотрят на нас
с колокольни короткого лета.

Приезжай – будет много открытий.
Нам найдётся, о чём говорить.
Отличается бутень от сныти,
как от дудника бутень и сныть.

Заполняют пустое пространство
борщевик да раскидистый вёх.
Приезжай. В это вольное царство
принимают любых выпивох.

Серп не жал, и коса не косила,
не свирепствовал триммер-упырь.
Красота эта – славная сила.
Атакует кудрявый купырь

шахты точек, когда-то ракетных,
позаброшенных в здешней тиши.
Красота эта – радость для бедных?
Не приедешь? Тогда не пиши.

Это – северное лето.
Это – северные люди.
Никакого в нём секрета.
Никакой в них новой сути.

Так же склонно к скорой смуте
небо бледно-голубое.
Та же жизнь по амплитуде
от мольбы до мордобоя.

Берёза пуглива.
Берёза такая трусиха!
Жила бы счастливо,
но всюду ей чудится лихо.

Подует чуть резче,
и речка нахмурится рябью —
она уж трепещет,
кляня свою психику
бабью.

Смастерю-ка я шкатулку из капа,
из берёзового чудо-нароста,
Кропотливо смастерю, не с нахрапа,
как бы ни было мне это непросто.

С пониманием текстуры и крапа,
всей природной красоты-красотищи
смастерю-ка я шкатулку из капа.
Для себя, а не продать чтоб за тысщи.

Не столяр, да и в резьбе ни бельмеса.
Только чувствую: должно получиться.
Результатом моего интереса
будет тонкая такая вещица.

И когда-нибудь насчет этой штуки
дочка скажет для меня дорогое:
«Золотые у отца, мама, руки.
Зря про них ты говорила другое».

Между Сендегой и Томшей,
между Корбою и Мерой [1] Названия рек в Костромской области.
мир объят насквозь промокшей
атмосферой, серой-серой.

Дробь по крышам, по железу.
Огороды – как трясина.
Я в нутро к тебе не лезу
на крыльце у магазина.

Встали на краю пучины,
два неспешных остолопа,
рассуждаем про причины
наступившего потопа.

Ты твердишь – американцы.
Я в ответ – китайский спутник.
Отряхнёт от капель пальцы
на крыльцо восшедший путник.