Борис Замятин - Мгновения. Поэзия разных лет

и крутит носом.

К ней, плача, мальчик лет шести

пролез упрямо,

но все, что смог произнести:

– Не надо, мама.

Качнулась, будто от толчка,

исчезла резвость, к

акая вдруг в глазах тоска,

какая трезвость!

Возраст Господа Христа –

замечательная дата.

Ты все так же молода,

только друга виновато

серебрится борода.

Речь его витиевата,

суть её зато проста:

просочились, словно в вату,

ваши лучшие года,

и расстреляна мечта

наповал, как автоматом.

Он сегодня за столом,

снова дорог, снова близок,

тост за умницу Ларису,

тост за маму – за актрису.

Что ж у мамы в горле ком?

Что ей плачется? По ком?

По какому по капризу

слёзы бывшая актриса

вытирает не платком,

как ребенок – кулаком?

Друга ты не уважаешь,

но он прав, ты это знаешь.

Как сомнамбула, по краю

черной пропасти шагаешь

и пока хватает сил

сохраняешь равновесье

либо рюмкой, либо лестью,

либо тем, кто нынче мил.

Он произносит Селли вместо Шелли,

он с буквами пока что не в ладах,

и не кощунство ль во младенческих устах,

да и во взрослых – рядом с колыбелью

чужих стихов магическая вязь,

звучащая легко, но непонятно,

и воспроизведённая невнятно

двух языков таинственная связь?

Корю себя, но в глубине души

укоры разума сухого отвергаю.

Возможно, лучше те стишки, что к маю,

к октябрьским безумно хороши,

но что ж не трогают ни детский ум, ни душу?

Он просит: почитай мне «Слушай, слушай…»

Родные её звали Мириам,

а русский муж по-русски: Миркой, Мирой.

Он с детских лет не верил чудесам,

но, что любовь угодна небесам,

он верил и повёл невесту в храм,

там, вопреки желанью пап и мам,

она венчалась со своим кумиром.

Ведь он был первым парнем на селе,

красавец Вася – слабость вдов и девок,

и встречи с Миркой, видно, Бог хотел,

а Яхве иль Христос – не в этом дело.

Но ей завидовали завистью не белой.

Спустя неделю началась война…

Он сам ушёл на фронт, по доброй воле…

И разве в том её была вина,

что не удержит юная жена,

когда у близких столько слёз и боли.

С войны он не пришёл, его война

закончилась в Берлине в сорок пятом

чуть раньше срока, мир и тишина

к нему пришли со взорванной гранатой.

Его убил осколок.

Он упал

на лестницу горящего Рейхстага,

и падая, он не увидел флага.

Он победил, но он Рейхстаг не взял.

А те, кто взял, кто выжил, победив,

его жене прислали похоронку.

Она взяла её рукою тонкой

и рухнула, конверта не открыв,

прямо под ноги пьяной почтальонке.

Весь мир был пьян, победная весна

сулила прочный мир, как всем казалось,

а к Мирке в дом опять пришла война

и никогда уже не прекращалась.

Романтики, погибшие в боях,

там, за сороковыми-огневыми,

не исчезали, превращаясь в прах,

а навсегда остались молодыми.

Романтики, влюбленные в страну

и верившие в дружбу, честь и совесть.

Без них ей бы не выдержать войну

и нашей жизни горестную повесть.

Без их стихов, без ветра бригантин,

без их презренья к званиям и рангам,

без их готовности идти пешком до Ганга,

ползком – до ослепительных вершин.

Без их извечной тяги к красоте,

без веры, что она сей мир спасает.

Пускай сегодня появились те,

кто память даже павших оскорбляет,

но строчки, строчки защищают честь

поэтов, не увидевших Победы…

Не все умрут, и все не канут в Лету.

Какие б нас не ожидали беды –

«Есть среди нас ещё поэты, есть!». [2] Строка А. Вознесенского

Лежу,

лижу асфальт горячий.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.