Борис Ефремов - НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния

«Ты что же тут, разбойник, вытворяешь!
Ты красоту Господнюю сгубил!»
А тот в ответ: «Не ведаю, товарищ,
Каким бы ты в моей одёжке был».

Убрал пилу охранник-инвалид:
«Тут хошь не хошь – начальство заставляет.
Царапает машину, говорит.
А сам под мухой всякий раз въезжает».

«И что, всегда под мухой, говоришь?»
«Всегда, браток. Тверёзым не бывает»… —
И вот берёзы нет. Опилки лишь.
И пень стенные камни раздвигает.

И жалкою охапкой свежих дров
Лежит берёзонька – внизу, у входа.
А ты, её знакомец, будь здоров,
Гуляй, тебе дарована свобода.

Да вот куда пойду встречать зарю
На предосеннем матовом рассвете?
Ни с кем теперь уж не поговорю
Вот здесь, на этом низком парапете.

Не тот базар сейчас, не тот —
Без ветхой, сношенной одёжки,
И дядя Гриша у ворот
Уж не играет на гармошке.

Среди окурков, шелухи,
В шинели старенькой солдатской,
Он разворачивал мехи
И пел о битве Сталинградской.

Все знали песню наизусть,
Но дядю Гришу окружали
И хрипловатой хромки грусть
В который раз переживали.

И слёзы капали в платки,
И в пояс кланялись старушки,
И глухо бились медяки
О жесть глубокой мятой кружки…

Не тот базар сейчас, не тот.
Дивлюсь богатому излишку.
Вдруг примечаю у ворот
Лет восемнадцати парнишку.

Где песню грустную играл
Солдат безногий неустанно,
Парнишка джинсы продавал
С наклейкой импортной «Монтана».

«Почем?» – «Дешёвка! Два куска.
За это три берут обычно…» —
И важно хлопает рука
По этикетке заграничной.

Парнишка бойко торг ведёт,
Толпится покупатель строгий,
А мне всё кажется, что вот
Солдат появится безногий.

И, потеснив людей кольцо,
С потёртой кожаной подушки
Швырнёт в безусое лицо
Тяжёлой
мелочью
из кружки…

Наверно, мой отец покойный
Мне передал стезю свою —
Ни революции, ни войны,
Ни власть людей не признаю.

И хоть грешил я в жизни много,
Но в завершение всего
Передо мной одна дорога,
И кроме высшей власти Бога
Нет надо мною ничего.

Ах, как нынче властям захотелось,
Чтоб российская наша печать,
Рабской жизни впитав мягкотелость,
Научилась о правде
молчать!

Чтоб за ломтик бесплатного сала,
Не краснея ничуть за враньё,
Лишь о путинской своре кричала,
О великих успехах
её.

И ни слова —
не сметь вспоминать их! —
Ни о цинковых скорбных гробах,
Ни о тихих, голодных проклятьях
У старух-стариков
на устах.

И не стало газет.
Горы хлама.
Да в каком изобилье большом!
Всё реклама,
реклама,
реклама.
Всё красотки.
И всё нагишом!

А трава-то без дождичка вянет.
И в затихшем просторе пустом
Зреет слово.
Которое грянет.
Просто так.
Без газет.
Словно гром!

С преступного согласия Кремля
Вам разрешили грабить те богатства,
Которые Спаситель сотворил
Не для тщеславной чьей-нибудь забавы,
А для того, чтоб сотни поколений
Могли разумно жить до окончанья
Земного испытания на веру.
Но эти всенародные права
Вы с дьявольской усмешкой зачеркнули.
Что вам законы Божьи? Вы и Бога
Из совести своей изгнали вон,
Как раньше фарисеи изгоняли
Его из поселений иудейских.

Зачем вам Бог? – Он только лишь обуза,
Он только лишь запрет для вас ненужный
Свои дела позорные вершить.
И без молитвы, без креста, без веры
Вы алчно в недра бросились вгрызаться,
Чтоб нефть и газ, и редкие металлы,
И камни драгоценные, а с ними
Шедевры Божьей мудрости – алмазы
Из гибнущей земли распотрошённой
Повыкачать, повыдрать половчее
И за рубеж повыгодней продать.

Вам наплевать на то, что миллионы
Уже едва концы с концами сводят,
На то, что сонмища пенсионеров,
Всё без остатка родине (?!) отдавших,
Приходят в магазины, как в музеи,
Чтоб посмотреть на глыбы буженины,
Понюхать, как копчёной колбасой
Всесильно пахнет даже сквозь витрины.