Борис Ефремов - НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния

Любая власть дана от Бога,
И с ней мириться мы должны.
Но эта власть – от сатаны,
И мне рога её видны,
Ведь я поэт, пророк немного…

Где-то в просторе далёком, —
Где, я и сам позабыл, —
Стынут под снегом глубоким
Холмики ваших могил.

Чем же я вас отогрею
В этот жестокий мороз? —
Поздней любовью моею?
Жгучими каплями слёз?

Но сквозь вселенские дали
Токи сыновней любви
К вам не дойдут, и едва ли
Слёзы пробьются мои.

Знаю, и солнце не сможет
Души ушедших согреть.
Что же так мучит и гложет
Сердце, узнавшее смерть?

Или и в сердце остылом
Боль сиротливо растёт —
Так же, как в мёртвой пустыне
Тайный оазис цветёт?..

Вот и расплата настала,
Больно и пусто в душе.
Даже письма, как бывало,
Я не пошлю вам уже.

Говорят, олиричивать надо
Гнев рассерженной лиры моей.
Я и сам бы охотней рулады
Сочинял для услады людей.

Да рулады тогда лишь охотно
С беззаботных срываются струн,
Если в мире светло и свободно,
А душою беспечен и юн.

Но душе не легко оставаться
Молодой и беспечной, когда
Над страною ненастья клубятся
И гремит за бедою беда.

Разве вспомнит душа о лиризме,
Если новый обман у ворот,
Если в нашей истерзанной жизни
Так забыт и унижен народ.

Но без правды – и песни не выйдет.
Широко и свободно дыша,
Зло и правду душа лишь увидит
И услышит их – только душа.

И, лиризма цветы отметая,
Пусть их горы уже нанесло,
Скажет людям, где правда большая,
Где смертельно опасное зло.

Так, в награду за пулю в нагане,
Что сразила его наповал,
Маяковский в бичующей «Бане»
О партийном начпупсе писал.

Так Есенин, на карту поставив
Жизнь и честь перед стаей лжецов,
Гнев и правду «Страны негодяев»
В лица главных швырял подлецов.

Потому что душе лишь привычней,
Не уму, а душе лишь одной,
Где лиричней, а где сатиричней —
Выбрать лиры сердечный настрой.

Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
Словно природы кочевье
Путь совершает земной.

В шуме листвы хлопотливом,
В диком порыве ветвей
По городам и по нивам
Хлещет рекою своей.

Странное это стремленье!
Бьётся, как порванный флаг.
Хочет пропасть в отдаленье,
А от окна – ни на шаг.

И, как деревья бушуя,
Душу я тешу свою,
Но, в шуме листьев кочуя,
Всё у окошка стою.

Странное это кочевье
Нынче случилось со мной.
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.

В минувший год осенним днём
Я вышел из пролеска.
Мир сник от тишины кругом
И солнечного блеска.

И вдруг в прогретой тишине,
Почти за небосклоном,
Неясный звук стал слышен мне
Звенящим странным стоном.

Я полем по жнивью шагал
И понималось смутно,
Что дальний стон не затихал,
А нагонял как будто.

Я оглянулся, журавлей
Приметив еле-еле,
Шеренгой ломаной своей
Они на юг летели.

Легко пронзая синеву
И солнечные дали,
Они по правде, наяву
Так жалобно стонали.

О, этот тихий, скорбный стон,
С курлыканьем молебным!
Как разрывал мне сердце он
Над сжатым полем хлебным.

Два наших горя бились в лад,
Надрывно вместе плача,
И понял я,
о чём звенят,
Что стон их долгий значит.

Я в думе горестной своей
Таил печаль и жалость,
Что хлебных на Руси полей
Почти что не осталось.

А журавлям и ночь и день,
Болотных топей глуше,
Безлюдье сёл и деревень
Терзало птичьи души.

Вот и рыдали над земным,
Родимым пепелищем, —
Российским, нашенским, таким
Безрадостным и нищим.