Николай Бородин - 100. Yurodstvo

где у воды святое и великое значенье —
она и святый лекарь, и последний урка,
что только ради развлеченья
готов убить за собственный проступок.

рвите страницы, пишите на них
свой яростный громкий клич,
или же просто красный крик,
пишите свой собственный стих.

можно без слов,
а можно без слога,
можно без строф,
можно без ритма какого.

по не пя,
а по на сов!
огр лоп сб!!!
шт выд тих…

грл пв…
грл пв, кч
в п рс,
а пм мр…

Камня на камне я не оставил,
разрушил последний замок.
Я умер давно, за мною останки,
кости, могилы, гранит и упадок.

Я сломал все, что сам же создал,
чего и не создал я сам
за мною полный развал,
словно я смерч-ураган,

я разрушаю построенный храм,
заливаю водой, будто цунами
выжигаю огнем, словно напалм.
Счастье близко для вас, мне – за горами.

собаку задушили и зарезали ножом,
чтобы не устроила Гоморру и Содом,
чтоб не сожрала крайние куски,
чтобы не лизала голодные виски.

театры загорелись и все куклы погорели,
но об этом замолчали святые менестрели,
лишь облили водочкой и поставили венок,
да достали с полочки прокисшее вино.

безумцы умирают, едва ли это хорошо,
ведь по полудню исчезают тени и слушок,
пыль по полю полетит, да и щепки с нею,
гвозди забиваются в артерию под шеей.

моя девочка родная,
ты на рейве зажигаешь.
под гитарку у подъезда
сигаретку кто-то стрельнул.

провожаешь свою юность,
хотя хочется так плюнуть,
на все джинсы и на песни,
и так хочется всем треснуть…

разломать эту гитару,
чтобы просто без запары
захотелось жить скорее,
даже без спидов и геры.

потушить бы с кнопкой бонд
и уйти скорее в дом,
смыть с себя всю эту пошлость
чтобы не было так тошно

олимпийка, будто с мамы,
ну а мама дома плачет,
ведь она всё понимает,
что дочурку потеряла,

ты продашься за кристаллы,
жалко что не про алмазы,
хотя ты всё понимаешь,
ведь на вписке дозу ставишь.

вот и ты совсем во сне,
и так дороги все здесь,
хоть и раньше презирала.
их людями не считала…

убей в себе философа,
потуши об него бычок,
сожги его белым фосфором,
запихни головой в толчок,

запинай ботинком усатика,
доведи его до безумства,
чтоб никогда не сомневался,
никогда чтобы не было пульса

зарежь и свари супчик
из вкуснейших его мозгов,
чтобы бородатый русский
не рвал в девяностых оков

ударь со всею злостью
табуреткой по голове
того, кому ненавистен
даже последний еврей

устрой холокост умнейших,
выдави интеллекта прыщ,
докажи, что ты не педик,
докажи, что не тупой пыщ!

на помойку выкинь «Государя»
порежь ему горло ножом,
сам сядь в бочку и не парься,
чем же ты окружен.

сегодня праздник для ружья,
мне голос рассказал во тьме,
что нет прекрасней бытия,
чем плевок свинца по голове.

Захожу на ту'сню в клуб
и курю свой беломор,
на мне свитер и пальто,
но из новых, а не старь.
Если носишь адидас,
по понятиям живешь,
то респект тебе кидаем,
если нет – в бочину нож
заправляю, как штанцы,
за меня все пацаны.
Ты снимай свой стоун айленд,
даже если и не паль,
а иначе захаркаем
и заставим кофту снять.
Кто же в этом виноват,
что носить палёный шмот
хуже, чем убить дитя.
А твой носик просто в кровь,
мы размажем щас по стенке,
коль не дашь нам сигаретки.
А я слушаю рэпак,
а ты пасть не открывай,
про вонючий свой постпанк.
Я танцую здесь тиктоник,
и все девушки мои,
если ты ещё не понял:
отсюда быстро убеги.
Я здесь во вниманьи тёлок.
Не скрывая всех наколок:
купалов иди крестов
бью лошков в дыхло».
Я нормальный, а ты нет,
я не вижу твоих берц:
на тебе лишь вэнсы ссанны.
Ты отправишься в нирвану,
коль не смог ты пояснить,
что ты можешь здесь носить.
Ты на диско в первый раз
или с города приехал?
Мне без разницы, братан,
я так четко целюсь в челюсть.
Я не беспредельщик, просто
не умеешь защитить,
свой прекрасный носик,
ты готовь напамаженные щи.