Эдуард Асадов - Что такое счастье

Брала она с твердостью вновь и вновь

И славу его, и его любовь,

Доходы с поместья и гонорары.

Взлетают и падают мрак и свет,

Все кружится: окна, шкафы, столы.

Он бредит… Он бредит. А может быть, нет?

«Снимите, снимите с меня кандалы…»

А женщина горбится, словно птица,

И смотрит в окошко на тусклый свет.

И кто может истинно поручиться:

Вот жаль ей сейчас его или нет?..

А он и не рвется, видать, смирился,

Ни к спасским лесам, ни к полям Москвы.

Да, с хищной любовью он в книгах бился,

А в собственной жизни… увы, увы…

Ведь эти вот жгучие угольки —

Уедешь – прикажут назад вернуться.

И ласково-цепкие коготки,

Взяв сердце, вовеки не разомкнутся.

Он мучится, стонет… То явь, то бред.

Все ближе последнее одиночество…

А ей еще жить чуть не тридцать лет,

С ней родина, преданный муж. Весь свет

И пестрое шумно-живое общество.

Что меркнет и гаснет: закат? Судьба?

Какие-то тени ползут в углы…

А в голосе просьба, почти мольба:

– Мне тяжко… Снимите с меня кандалы… —

Но в сердце у женщины немота,

Не в этой душе просияет пламя.

А снимет их, может быть, только ТА,

В чьем взгляде и холод, и пустота,

Что молча стоит сейчас за дверями.

Ну есть ли на свете прочнее крепи,

Чем песни России, леса и снег,

И отчий язык, города и степи…

Да, видно, нашлись посильнее цепи,

К чужому гнезду приковав навек.

А женщина смотрится в зеркала

И хмурится: явно же не красавица.

Но рядом – как праздник, как взлет орла,

Глаза, что когда-то зажечь смогла,

И в них она дивно преображается.

Не мне, безусловно, дано судить

Чужие надежды, и боль, и счастье,

Но, сердцем ничьей не подсуден власти,

Я вправе и мыслить, и говорить!

Ну что ему было дано? Ну что?

Ждать милостей возле чужой постели?

Пылать, сладкогласные слыша трели?

И так до конца? Ну не то, не то!

Я сам ждал свиданья и шорох платья,

И боль от отчаянно-дорогого,

Когда мне протягивали объятья,

Еще не остывшие от другого…

И пусть я в решеньях не слишком скор,

И все ж я восстал против зла двуличья!

А тут до мучений, до неприличья

В чужом очаге полыхал костер…

– О, да, он любил, – она говорила, —

Но я не из ласковых, видно, женщин.

Я тоже, наверно, его любила,

Но меньше, признаться, гораздо меньше. —

Да, меньше. Но вечно держала рядом,

Держала, и цель-то почти не пряча.

Держала, объятьями, пылким взглядом,

И голосом райским, и черным адом

Сомнений и мук. Ну а как иначе?!

И вот уж колеса стучат, стучат,

Что кончен полон. И теперь впервые

Уж нету нужды в нем. Нужны живые!

Он едет навечно назад… назад…

Он был и остался твоим стократ,

Прими же в объятья его, Россия!

Трусиха

Шар луны под звездным абажуром

Озарял уснувший городок.

Шли, смеясь, по набережной хмурой

Парень со спортивною фигурой

И девчонка – хрупкий стебелек.

Видно, распалясь от разговора,

Парень между прочим рассказал,

Как однажды в бурю ради спора

Он морской залив переплывал.

Как боролся с дьявольским теченьем,

Как швыряла молнии гроза.

И она смотрела с восхищеньем

В смелые, горячие глаза…

А потом, вздохнув, сказала тихо:

– Я бы там от страху умерла.

Знаешь, я ужасная трусиха,

Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно,

Притянул девчонку не спеша

И сказал: – Ты просто восхитительна,

Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял

И поцеловал. Качался мост,

Ветер пел… И для нее сегодня

Мир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмурой

Шли вдвоем сквозь спящий городок

Парень со спортивною фигурой

И девчонка – хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,

В тень акаций дремлющих вошли,

Два плечистых темных силуэта

Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул: – Стоп, цыпленки!

Путь закрыт, и никаких гвоздей!

Кольца, серьги, часики, деньжонки —

Все, что есть, на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,

Наблюдал, как, от волненья бурый,

Парень со спортивною фигурой

Стал, спеша, отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,

Рыжеусый хмыкнул: – Эй, коза!

Что надулась?! – И берет со смехом

Натянул девчонке на глаза.

Дальше было все как взрыв гранаты:

Девушка беретик сорвала

И словами: – Мразь! Фашист проклятый! -

Как огнем, детину обожгла.

– Наглостью пугаешь? Врешь, подонок!