Нина Стожкова - Оцифрованная душа

Поп, накинув ризы на старый подрясник,

Светит в церковном дворике яйца и куличи.

Говорила мать: «Что ж, иди на фольклорный праздник!» -

В вечную жизнь не верят физики и врачи.

Храм «Покров Богородицы», тьма народу,

На столах – все, что люди несут святить.

Говорила мать: «Кто боится вернуться назад, в Природу,

Просто трус. Без красивых сказок не может жить».

Говорила еще: «Не вступай, Бога ради, ты в сделку с Богом:

Куличи и молитвы – в обмен на вечную жизнь.

Этот мир создан сложно, загадок и тайн в нем много,

Но наука все их решает, только держись!».

Почему же тогда в этом мире, из атомов состоящем,

Зажигая в церковном дворике свечку на куличе,

Слышу ясно твой голос, мама, родной, летящий,

И ладонь твою чувствую вновь на моем плече?

Под пластинку хрипатую

Погрустим о былом.

Машет дворник лопатою,

Словно ангел, крылом.

Забулдыгу бесполого

Посыпает снежок

И ложится на голову

Света яркий кружок.

Лимита поднебесная

Отработает срок.

Мы и сами – не местные,

Из фантомных миров.

Кто из лунного племени,

Из фантазий и грёз.

Кто из нового времени,

Из живущих всерьёз.

Все о нас дворник ведает,

Как начальник старшой,

И одною заведует

Крупноблочной душой.

Хоть и пьян, не оступится,

Ни оставит в беде.

Пусть за нас он заступится

На грядущем суде.

Один заштопал, другой прижег,

А третий сказал: «Нормально стучит!».

Видать, хотел забрать меня Бог,

Но ему помещали мои врачи.

Один Ринат, другой Алексей,

А третий – Амир, суровый степняк…

Молиться не хватит мне жизни всей

О тех, кто вернул в этот мир меня.

По кольцу, через черный тоннель

Я уеду, газету читая.

В чьем-то плейере будет, как шмель,

Биться ритм, до меня долетая.

Вновь дышать перегаром в лицо

У плеча станет ангел-хранитель,

Разомкнуть не пытаясь кольцо –

Дантов круг, всех скорбящих обитель.

Пес бездомный, забредший в вагон,

Мне уставится в грешную душу,

И безногий шагнет на перрон,

Как с галеры ступают на сушу.

Этот круг, этот вечный размер,

Этот скрежет подземного рондо

Хороводом теней и химер

Нас укачивать будет неровно.

Но по кругу, как в юности, вновь

Я уеду, простившись с тобою.

Даже если и это – любовь,

Что здесь делать с любовью земною.

Пока труба в коричневом футляре

Под нос бубнит доигранный мотив,

Я улетаю на воздушном шаре,

Колени белым платьем облепив.

Меня мутит, как на качелях в парке:

«Остановите! Больше не хочу!»,

Зануда и зубрила с первой парты,

Я медленно над городом лечу.

И растворяюсь в предосеннем солнце

Над розовыми кубиками дач.

Мне снизу машет странный и высокий,

Как это утро раннее, трубач.

А рядом, воя, носится кругами

Лохматый пес с нелепой кличкой Грусть.

Он думает, что я вернусь другая.

Или совсем. быть может, не вернусь.

Этот вечный первый снег,

Варежки на батареях…

Обещание апреля

В самом первом зимнем сне.

Мой огромный белый бант,

Седина в висках маэстро,

Гордость школьного оркестра –

Лопоухий музыкант.

Замерзающее «до» -

Нота, взятая неверно.

Умирая, самый первый

Снег сжигает мне ладонь.

Каждой осенью – другой,

Каждый раз – сраженье с фальшью.

В снегопаде вязнет мальчик

С ослепительной трубой.

Останется стихотвореньем

Нескладное наше жилье.

Там бабушка варит варенье,

А мама стирает белье.

Там дух мандаринов веселый

И елка, как сказочный бог,

И я, прибегая из школы,

Бросаю портфель за порог.

Там бродит мечта о собаке

И дремлют иные мечты…

Спускается муха во фраке

На нотной бумаги листы.

Пусть все, как в семейном альбоме,

Останется в этих строках.

И мебель, немодная, в доме,

И книга у мамы в руках.

И окна морозные – настежь,

И пахнущий пудингом дым…

Все это зазубрено насмерть

И будет отныне таким.

Лето, школьное крыльцо,

Ваше хмурое лицо.

Раз-два-три-четыре пять.

Будем в классики играть?

До седьмого класса скука-

Музыкалка и наука.

Здесь я прыгаю одна,

Вы – считайте у окна.

Класс восьмой. Оскал скелета