Нина Стожкова - Оцифрованная душа

Из-за двери кабинета.

Я юннат у вас в кружке,

Вы – в помятом пиджаке.

Класс девятый. Вы у карты

Я сижу за школьной партой.

Получаю «трояки»

И скучаю у доски.

Класс десятый – вылетайте

И внимательно считайте.

Новый год и выпускной

Мне допрыгивать одной.

Ровно десять. Эй. учитель!

Вы устали, вы ворчите:

«Районо и гороно

Крепко спят давным-давно.

Уходите со двора,

Наша кончилась игра».

Докрасна в горниле города

Трубы с крышами покатыми

Закаляют наши горести

Неуемными закатами.

Там, где в гнездах бьются ласточки

И скрипят, качаясь, лестницы,

Город плавит наши слабости

На характеры железные.

Там, где крыши все азартнее,

Все звончей исходят ливнями,

Нас куют в плывущем зареве

Маросейка и Неглинная.

Пламя властвует над городом

В предзакатном ожидании.

Нас сжигает тихой гордостью

Верность улице Неждановой.

Верность помыслам обманчивым

И везению непрочном.

И отчаянному мальчику

Из недавнего отрочества.

Тихо шаркают по крыше

То ли листья, то ли мыши.

Кот, огромный, как бульдог,

Охраняет наш порог.

Тихо вторит фортепьяно

Детской песенке Татьяны,

Диким танцам на носках

И снежинкам в облаках.

Сквозняки по половицам

К нотным тянутся страницам

И баюкают кота

На футляре от альта.

…Снова снег – куда деваться?

Кот пропал. Мне скоро двадцать.

Да славится мойщик посуды,

Больной без ее белизны,

Маляр, потерявший рассудок

От свежебеленной стены,

Кондитер, седой и хохлатый,

Над облаком пыли мучной.

Берущий безбожную плату

За белые платья портной.

Уборщик, ругающий лето

За усланный тополем сад,

И злая причуда поэта

Бумагу марать наугад.

«Как же ты изменилась,

Словно с неба свалилась!».

Я прекрасна, как Фея Драже.

Я с лицом беспечальным

И с кольцом обручальным,

В платье, розовом, как бланманже.

«Где ты был эти годы?».

Как качаются своды?

Как оркестр военный гремит!

В зале консерваторском

С палочкой дирижерской

Моя детская тайна стоит.

Разноцветное утро.

Разве кто-нибудь умер?

Так печален оркестр духовой.

Тонких веток качанье,

Это наше прощанье

Тихим маршем плывет над Москвой.

В этом театральном магазине

Я скрываюсь от дождей и бед.

Трогаю пуанты на витрине.

Даже если в доме денег нет.

Покупаю тени цвета сливы,

Крашу губы, в зеркальце смотря.

Буду разноцветной и счастливой

Среди пестрых листьев сентября.

От ветров осенних не замерзну

Под плащом для гномов и принцесс.

В городе, как в солнечной гримерной,

Пахнет ожиданием чудес.

Я иду по синим лужам

Не с подругой и не с мужем.

Угадайте, рядом кто?

Клоун в стареньком пальто!

Настоящий клоун Вова,

Старшекурсник циркового.

Он пока не знаменит,

Но нисколько не грустит.

Тает снежная завеса,

Воздух мартовский лучист.

Я твержу: «Я поэтесса!»,

Он мечтает: «Я – артист!».

Бабушка, нахохленная птица,

На кровати в сумерках сидит.

То, что нынче бабушке приснится,

Завтра утром сбыться норовит.

Древняя, ослепшая, глухая,

Смотрит сны, как видео-кино,

Молодым назавтра предрекая

То, что было с ней давным-давно.

Нас Господь сотворил из стекла,

Души вдул сквозь прозрачные лица.

Помолчал. Наказал не разбиться

От любви, от ударов, от зла.

Мудр Творец, потому не хандрит,

Если чья-то душа догорает.

А когда человек умирает,

Из осколков – другого творит.

Я различаю свет во мраке

И понимаю: мрак – ничто,

Когда выходит в рыжем фраке

Любимец цирка шапито.

Когда артистка цирковая

Опасный выполняет трюк,

Я вместе с ней, едва живая,

Лечу, зубами сжав мундштук.

Что б в этом бешеном круженье

Перемолоть, перекружить

Все то, что только отраженье

Глагола пламенного: «жить!».

Мы целую зиму мечтали о лете,

Чтоб белый наш дом, как валун придорожный,

Увили горошка душистые плети

И вырос – у лифта почти! – подорожник!

Чтоб пели стрекозы на автостоянке

И крались коты за кустом барбариса,

И бабушка гордо сажала в жестянке