Наталья Патрацкая - Платиновые стихи. Лирика

Какой ты весь сегодня милый,
как мне приятен облик твой!
Не делай царственную мину,
ты улыбнись, и вот, вот, вот…

Ты словно герцог лучезарный,
ты словно воин знаменит,
ты как полковник очень бравый,
ты словно батюшки зенит.

Ты без погон, но так похоже,
что на плечах твоих заря.
Ты сам как царственный вельможа,
мне брошку желтую даря.

А их сегодня очень много,
на всех газонах желтый крик.
Но где тюльпаны, их трогай,
там желтый отблеск не горит.

Тибетский чай из русских трав,
немного горьковатый.
Я пью его, и смолкнет нрав,
сегодня толстоватый.

Мой вес опять за горизонт
от стрелки оторвался,
меня вполне закроет зонт,
коль он не оборвался.

Диеты все мне не к лицу,
они почти без вкуса.
Дополню кекс я к огурцу,
и сразу станет лучше.

Мой вкус диет он вне диет.
Я съем и то, и это.
И всем худым скажу: «Привет!
Не с вами в это лето.

Не вами я кто уж за сто,
сегодня перебрался».
Я съем таблеток этак сто,
но весь мой вес остался.

Блестят в граните берега.
Каналы ткут свои узоры.
Как море, плещется река.
Встают великие соборы.
Ворота редкой красоты
златою кованой зарницей,
слегка касаются листвы,
и отражают чьи – то лица.

Пройду Великий Эрмитаж,
коснусь прекрасного величия,
и поднимусь как на этаж,
в душе своей, в полеты птичьи.
Я пролечу над бездной лет
красот былых, великолепных.
Оставил разум высший след
и золотой на стенах слепок.

Янтарный клад пленит меня
своим теплом, своим сияньем.
Он будет комнатный магнит,
он отразит веков слияние.
Фонтаны плещут в синеве
и замирают у Самсона.
И только блеска нет в листве,
но блеск есть даже у газона.

Скульптура Ермака давила мощью
огромной глыбы, древностью лица.
Вдали виднелись трубы, как – то молча,
а рядом шла фигура молодца.

Пальто на нем сидело мешковато,
растянуто лишь было на плечах.
Он девушку держал чудаковато,
учил ее быть сдержанней в речах.

Решал он с ней по физике задачи,
вот так спокойно, прямо на ходу.
Коль не было любовной в ней отдачи,
так хоть умом была бы с ним в ряду.

Он мог поднять ее над всей землею,
и это было все разрешено,
но не были они одной семьею,
в задаче у них все уж решено.

Река текла и медленно, и вольно,
и так же было вольно на душе.
Вдруг он сказал: «Ну, знаешь что, довольно,
пойдем мы в ЗАГС!» И это не клише.

Пройди тропой любви в предгорье,
увидишь красочный пейзаж,
потом поднимешься на горы,
и там увидишь вернисаж.

Из дальних, ближних гор и впадин,
и неба ломаный кусок.
Здесь могут сдвинуть камнепады,
здесь можно пить любовный сок.

Вдали увидишь эдельвейс
такой, какой совсем не видел.
И ты обрадуешься весь
как тот цветок, а ты как идол.

Какая глупость! Ты один!
И не с кем радостью делиться,
ты словно весь из горных льдин!
Дай кинокамере открыться!

Любимой с неба принесешь
и эдельвейс, и вид вершины,
и даже прошлогодний снег
нетронутый любой машиной.

Сомы как бревна плывут, качаясь.
Их туши всюду видны в воде,
над ними в небе белеют чайки,
и сушит солнце траву везде.
Подсолнух черный, совсем поспел он,
его собратьев стоят поля.
И помидоров подолы полны,
они красивы как – никогда.

Стоит палатка, стоит шалашик,
костер пылает на берегу.
Один купальник, какой там плащик.
А я себя лишь и берегу.
Мужчина мощный, весьма спортивный,
колдует снова над тем костром,
и мысли вовсе не позитивны,
и он как пьяный, в нем будто ром.

Он как в тумане с такой девчонкой,
что не дается никак ему,
она уж въелась ему в печенки,
но не подвластна. Быть по сему.
И он сдается, живет соседом.
Она – в палатке, он – в шалаше.
Они колдуют лишь над обедом.
Такой наземный у них фуршет.