Наталья Лайдинен - Многоголосие

Опять дорога змеится,
Туман нисходит вечерний,
Уносит дальше возница…
Судьба – лишь смена кочевий.

Горька цикута скитаний:
С холмов родной Палестины —
В костры испанских рыданий,
Тьму африканской равнины.

Летит на юг и на север,
Как будто жаждет забвенья,
Чужое горькое семя,
Чтоб прорасти – в поколенья,

Любить, гореть и метаться,
Не обретая покоя,
В креольском огненном танце,
Соленой ласке прибоя.

Случайны встречи, жилища,
Звучат несладко наречья.
Чего столетьями ищем?..
Изгнанья путь бесконечен.

И в каждом новом рожденье
Горящим солнцем гонимы.
И день, и ночь – сновиденье:
Восходим к Иерусалиму!

Над безмолвной землей израильской
Звезды сыплются, хороводятся:
То ли души дружины ангельской,
То ли искры иного воинства.

Небеса разошлись над Негевом,
В безграничности сопричастия.
Ловит время незримым неводом
Всех, кто в камни не превращается.

Эта ночь – как судьбы знамение,
Перемены приходят главные.
За молчание и терпение —
Обнимают родные, равные.

Он чинит время в старом Амстердаме,
Вращаются века, созвездья, стрелки.
Блуждают лица в потемневшей раме,
Кругом повторы, двойники, подделки.

Волнуется вода, дрожит в каналах,
Плывут по ней то облака, то льдины.
Ему всегда чужой эпохи мало,
И окликом в ушах звучит ладино.

Опять бредут в пыли дорожной предки,
От ужаса, беды непоправимой.
Им в ноздри бьет изгнанья запах едкий,
Кочевья, одиночества и дыма.

А для потомков жребий уготован
Забвения, предательства, скитаний,
Скорбей и ласки родины суровой,
Которая надолго домом станет.

Колдует он над хрупким циферблатом,
Горит в костре заката мастерская.
А память все зовет, влечет обратно
И никогда его не отпускает.

Он чинит время в старом Амстердаме,
Рождаются, уходят с миром люди.
Поют и плачут о далеком Храме,
И молятся, не ведая, что будет.

Под сводами Иерусалима
Я вечно молода, любима,
А годы пусть проходят мимо,
Не разделяя пеленой
Былое меж тобой и мной,
Как мир небесный и земной:
– И с памятью жизнь – совместима!

Есть одно стремленье: скорей бежать
От предчувствий боли, страданий, смут,
Слишком рана в сердце еще свежа,
Слишком опыт прошлой потери крут.

Берегу надежду: обняв теплом,
Всех моих сомнений растопишь груз,
И на тихий шепот «Шабат шалом!»
Я отвечу, что остаюсь…

Слишком дерзок, безумен и рьян,
Он в равнинное русло не верит! —
С горной кручи летит Иордан,
Для того чтоб сорваться в Кинерет.

По ущельям опасны прыжки,
Искры брызг, водопады, пороги.
Коридоры базальта – узки,
Ледяные касанья – ожоги.

А затем тишина и покой,
Из озерных глубин величаво
Выплывает – священной рекой,
Позабывшей лихое начало.

Облаками мелькают валы
На поверхности сине-зеленой,
В череде отражений былых —
Многократно воспетые склоны.

Смывая грех за всех, кто не раскаян,
Поплачь в ночи и не гадай вперед.
Пусть стороной пройдет молва людская,
Счастливым будет благодатный год.

Прости лжецов, забудь мгновенья боли,
Предательства, отчаянья, обид,
Смирись с еще не ведомой судьбою
И переменам жизни будь открыт.

Пусть яблок вкус, тягучий дух медовый
Мне на твоих запомнится губах.
Произнеси любви живое слово,
Одолевая боль и смертный страх.

Я очнулась – и яркие краски легли на холсты,
И грибные дожди в запыленные будни упали.
Мне открылось внезапно, что скован бессилием ты,
Дух в плену под землей, охладевшее сердце – в металле.