Сергей Киреев - Люди идут по дороге

Мне вообще-то жаль его было, горемыку,
Он конкретно впахивал, стойкий был солдат —
Рисовал без продыха Брежнева, Громыку,
Суслова, Косыгина – всех, кого велят.

Но притом, смотри-ко-ся! – был фанатом Пресли,
Коньяки французские за свободу пил,
Как-то в кабинете он, сидя в мягком кресле,
Винную коллекцию для меня открыл.

Там богема всякая
В холле тусовалась,
Стакана́ ми звякая,
К папе не совалась.

Он со мной беседовал
По своей программе:
«Шевели, – советовал, —
Головой, мозгами!

Вот я на покой уйду – не сейчас, не сразу, —
После свадьбы Валькиной, надо ж погулять,
А тебе, как зятю, я все свои заказы,
Дело жизни думаю в руки передать!»

Он допил «Бургундское», закусил бананом:
«Ну чего, к гостям пойдём, хватит уж скучать,
Ознакомим публику с перспективным планом,
Кто кого тут вскорости будет замещать!»

Я уже, как лодка, плыл,
По волнам, по морю,
Я с богемой водку пил
И о вечном спорил.

И в пылу полемики
На восьмой рюмашке
Я у академика
Попросил отмашки.

Мол, чего растрачивать время вхолостую?
Все, вон, тут великие, каждый – царь и бог;
Можно, я чего-нибудь тоже нарисую?
Надо ж как-то с обществом строить диалог!

Он кивнул, и сразу же, будто ждал, поди ты! —
Брат его двоюродный дал мне чистый лист —
Тоже живописец он, битый-перебитый,
Отовсюду изгнанный абстракционист.

За окошком на реку
Снег летел пушистый.
Я налил стопарика
Абстракционисту:

«Грош цена эстетике
Самой разной масти,
Если в ней конкретики,
Силы нету, страсти!»

Звёзды в небе мутные тлели, как окурки,
И уже сама моя вывела рука,
Как Чапай на лошади едет в чёрной бурке
И рубает шашкою банду Колчака.

Или, там, Деникина, не один ли хрен-то?
Млечный путь ещё я там вставил в свой сюжет —
Он оплёл галактику пулемётной лентой,
Мол, у революции и конца-то нет!

Он там вроде хобота
Из-за леса вылез, —
Гости все от хохота
На пол завалились.

Даже диктор в телеке,
Мне казалось спьяну,
Рухнет от истерики
Прямо к нам с экрана.

Кто-то, лёжа, пятками в стену барабанил,
У папаши в горле, вон, рёв какой-то, свист,
И в углу стремительно под шумок дербанил
Винную коллекцию абстракционист.

Валька мне из комнаты знаки подавала:
«Ну чего, хорош уже, подходи давай!»
Сколько ни ласкай её, всё ей будет мало,
У неё энергия хлещет через край!

Я от той энергии,
Будто в жар и пламя,
Падал, брошки-серьги ей
Покупал с камнями.

И, сгорая заживо,
Я, слегка поддатый,
На неё просаживал
Сразу пол-зарплаты.

Это так, отвлёкся я, ну, а тут – о, чудо! —
Валькин папа водки мне полный ковш налил
И сказал: «Неважно мне, кто ты и откуда,
Важно, чтоб скорее ты навсегда свалил!»

В общем, в шею выперли на мороз, на холод,
По каким-то лужам я шёл не глядя, вброд,
Но в душе для радости был хороший повод —
То, что на дорогу мне дали бутерброд.

Нет, ни в коем разе я не теряю веры
В то, что я художником тоже быть могу,
Что своеобразие творческой манеры,
Острый угол зрения есть в моём мозгу.

Абстракционисту лишь
Этот угол важен:
Ты ещё, мол, «выстрелишь»,
Мы им всем покажем!

Ну их, этих дуриков!
Может, не Гоген ты,
Но уже не Суриков!
Так держать, студенты!

А потом в бригаде мне парни подсказали:
«Ты попробуй всё это в книжке описать,
Прозой ли, стихами ли, чтобы люди знали,
Как у нас с талантами могут поступать!»

А чего, попробую, всё же до черта́ я
Накопил умища-то, а уж сколько сил,
Как вулкан, бурлит во мне! Вот и пусть читают
Бабы, Валька с Томкою, как я их любил!

(Я сюжет не комкаю.
Всё познал сполна я,
Но в сравненьи с Томкою
Валька – основная).

В жизни место подвигу
Сам найдёшь везде ты,
Но она мне по фигу,
Если баб в ней нету.

В общем, как-то всё оно лихо завертелось.
Спорт – моё призвание. А поэтом быть
Я и не рассчитывал, просто мне хотелось
Чем-то неожиданным Вальку удивить.

И теперь я с рифмами лихо упражняюсь,
У моей фантазии тот ещё полёт,
Даже не сказать, что я сильно напрягаюсь,
Как-то всё само оно у меня идёт.